Красный шатёр
Шрифт:
Я была не единственной, кто погружался в пучину страха. С тех пор как Иаков стал рассказывать нам эти свои истории про Исава, мужчины и женщины прекратили петь. В течение многих дней после окончательного прощания с Лаваном все шли молча, и даже Иуда больше не желал брести в одиночестве позади стада.
Вскоре путь нам преградила другая река, и она изгнала Исава из моих мыслей. Обрадовавшись возможности снова увидеть настоящую воду, я подбежала к берегу, чтобы насладиться ароматом и звуками реки.
Отец тоже выглядел бодрее, воодушевленный предстоящей переправой. Он объявил, что в тот же день
Хотя эта река была намного уже прежней, которую мы пересекали на севере, она оказалась глубже, да и течение тут было заметно быстрее.
Здесь листья не кружили медленно по поверхности потока, а устремлялись вдаль, словно преследуя желанную добычу. Надо было действовать быстро, так как солнце уже клонилось к закату.
Инна и Зелфа совершили возлияния божеству реки, как раз когда первое животное из нашего стада было заведено в воду и направилось к противоположному берегу. Мелких животных мужчины связывали по двое и брали с обеих сторон, буквально перетаскивая их по воде. Собаки работали до изнеможения. Мы чуть не потеряли одного пса, подхваченного стремниной, но Иосиф успел вовремя поймать его; это сделало его героем в глазах братьев, правда, ненадолго.
Все мужчины устали. Даже Иуда пошатывался от усилий, направляя перепуганных животных через большую воду. Но река была милосердна и не забрала никого из стада. К тому времени, когда солнце легло на вершины деревьев, оставалось переправить только вола, ослов, женщин и младенцев.
Рувим и Иуда долго боролись с испуганным волом, который ревел так, словно его волокли на убой. Потребовалось немало времени, чтобы перетащить упрямца на другой берег, и к тому времени уже спустились сумерки. Мы с матерью были последними, на этот раз она крепко держала меня за руку, чтобы меня не унесло течением. Когда мы вышли на дальний берег, уже совсем стемнело и на той стороне остался только мой отец.
Иаков окликнул через воду Рувима. И тот мгновенно отозвался:
– Я здесь, отец.
– Присматривайте за животными, шатер не ставьте, ночь достаточно теплая. Я перейду к вам с первым светом. Будьте готовы сразу двинуться в путь.
Моей матери не понравился план Иакова, и она сказала Рувиму, чтобы он позвал отца, велела предложить ему перебраться через реку сейчас и провести ночь с нами. Но Иаков не согласился.
– Передай матери, чтобы не боялась. Я не ребенок и не беспомощный старик. Я буду спать под открытым небом, как в юности, когда шел на север.
Будьте готовы рано утром идти дальше, - сказал Иаков, и больше ничего он в тот день не говорил.
Луна еще только-только народилась, поэтому ночь выдалась темная. Вода сделала бы воздух свежим и прекрасным, если бы не мокрые шкуры животных, источавшие тяжелый мускусный запах. Овцы, не привыкшие к сырости и прохладе, время от времени блеяли. Я пыталась бодрствовать, чтобы прислушаться к музыке стремительной реки, но на этот раз журчание потока убаюкало меня. Все спали глубоким сном. Наверное, если бы отец закричал на том берегу, никто из нас его бы не услышал.
Перед восходом солнца Рувим с Лией уже были на берегу, готовые встречать Иакова, но отец не появился. Стихло
Всеобщее молчание сменилось хором стонов и приглушенных восклицаний, когда мы увидели Иакова - без сознания, на руках сына; левая нога свисала под странным углом, как будто бы больше уже не принадлежала его телу. Инна бросилась вперед и приказала скорее поставить мужской шатер. Билха развела огонь. Мужчины стояли неподвижно, не зная, что делать. У Рувима не было ответов на наши вопросы, и потому все замолчали.
Наконец Инна вышла из шатра и коротко сказала:
– Лихорадка.
Рахиль стрелой бросилась за своими травами. Инна жестом велела Рувиму следовать за ней в шатер, и несколько мгновений спустя мы услышали ужасный, просто животный крик: это Рувим под руководством Инны вправил отцу вывихнутую ногу. Но последовавшие затем тихие стоны были еще страшнее крика.
Всеми позабытая, я тихо сидела у входа в шатер, наблюдая за решительными, раскрасневшимися лицами Инны и Рахили, которые сновали туда-сюда. Я видела, как губы моей матери плотно сжимались, превращаясь в тонкую линию, когда она склоняла голову, чтобы узнать от целительниц новости. Я слушала сквозь стены шатра, как отец ругал синего речного демона и призывал армию ангелов побороть могучего врага, восставшего из воды. Зелфа бормотала молитвы Гуле, а Инна напевала песни древних богов, которые носили абсолютно незнакомые мне имена: Нинтинугга, Нинисинна, Баба.
Я слышала, как отец плачет и молит брата о милосердии. Я слышала, как Иаков, отец одиннадцати сыновей, зовет свою мать: «Эма, Эма» - словно потерянный ребенок. И как Инна утешает его и уговаривает выпить отвар, сюсюкая с больным, словно с младенцем.
В тот бесконечный день никто не ел и не работал. Вечером я уснула всё там же - у шатра, и сны мои пронизывали крики отца и бормотания матерей. На рассвете я проснулась, ошеломленная тишиной. Я в ужасе вскочила на ноги, уверенная, что отец умер. Теперь всех нас пленит Исав, мы станем его рабами. Но когда я заплакала, рядом появилась Билха и обняла меня.
– Ну что ты, малышка, - сказала она, поглаживая мои спутанные волосы.
– С отцом все в порядке, он здоров. Иаков очнулся и теперь спокойно спит. Твои матери тоже уснули, они устали от тяжелых трудов.
К исходу второго дня отец уже достаточно оправился после внезапного испытания, чтобы сидеть у входа в шатер, когда ему принесли ужин. Нога все еще болела, и он едва мог ходить, но глаза его снова стали ясными, а руки больше не дрожали. На этот раз я уснула без страха.
Мы провели два месяца возле реки Яббок, пока Иаков окончательно не поправился. Был разбит лагерь, установлены шатры для женщин и для работников. Жизнь обрела распорядок: мужчины пасли скот, женщины готовили. Мы построили печь из речной глины; так здорово было снова есть свежий хлеб, мягкий и теплый, вместо порядком надоевших дорожных сухарей, приправленных пылью.