Красный тряпочник

Афонин Владислав

Вспышка. Квартира Ключникова на Нижегородской.

— Вы сильно рискуете, товарищ п… — не договорил агент спецслужб под прикрытием.

— Тише ты! — шикнул на него один из главарей. — Совсем позабыл правила элементарной безопасности?

— Виноват. Так что вы хотели договорить? — Ключников уселся в кресло перед столиком, на котором стояла бутылка водки «Столичная» вкупе с закуской, состоящей из тарталеток с чёрной икрой или жирных маслин.

— От тебя требуется минимум. Немного совместишь долг Родине и возможность подзаработать. Мы капитально подгадим американцам. Ты поймёшь, что происходит, как пойдут первые новости. Но если попытаешься выйти из игры из-за внезапно

разыгравшегося чувства благородства, отправишься кормить рыб на дно Атлантики вместе со своим самолётом. Уяснил? — наказал главарь.

Ключников лишь самоуверенно усмехнулся.

— Верность Партии — Верность Родине, — разведчик повторил девиз своего ведомства. На будущих жертв нового смертоносного наркотика ему было абсолютно наплевать.

Вспышка. XVI округ Парижа, тихий Т-образный перекрёсток узких улиц Аннонсьасьон и Жан Болонь. Приличное эстетское кафе напротив католической Церкви Богоматери Милости в Пасси. Полдень, мягкие кучевые облачка, словно пух, неспешно плывут под крышами и мансардами.

Эрнест Семиструнный-Проталин, слегка покачивая чашечку с латте, с дворянским презрением смотрит на камеры, датчики и различные виртуальные конструкции, сплошь навешенные на историческую застройку французской столицы. Он был человеком из прошлой эпохи в хорошем смысле этого слова и не переносил столь вульгарных перемен и новшеств.

Напротив режиссёра сидела Жаклин Моро, несуществующая женщина с полностью выдуманной биографией и абсолютно теневой реальной жизнью. Демон, адвокат дьявола, эмиссар преисподней — она, несмотря на внешнюю красоту, не вызывала никакого доверия у чистого душой человека. В том числе, до сих пор не верил ей ни на йоту и сам Семиструнный-Проталин.

— Я гулял по Парижу, встречался и разговаривал с разными людьми из самых разных сфер и понял одно. Даже если я заложу всё, что имею, включая недавно отреставрированную усадьбу, я в лучшем случае покрою половину бюджета фильма про Императора. Если бы не эта чёртова революция, мой род сохранил бы все финансы и предприятия, и мне бы хватило на это мероприятие. Но сейчас… — раздосадованно сетовал Эрнест. — Сейчас мои старые и надёжные партнёры, спонсоры и режиссёры, лишь с сочувствием покачивают бородами. Боятся, что, скорее всего, фильм не окупится, но не понимают бараны, что не всё искусство обязано окупаться!

— И ты решил всё-таки обратиться ко мне?.. — Моро изящно отпила Апероль Шприц из бокала.

— Я до сих пор задаюсь вопросом, являешься ли ты той, за которую себя выдаёшь. Ты ещё очень молода, чтобы обладать такими связями в кинематографе, которых нет даже у меня, — сомневался Семиструнный-Проталин. — Фильмы и постановки, в которых ты снималась… Прости, но всё это похоже на обыкновенное легендирование, над которым не сильно старались.

— А разве это важно? — усмехнулась Моро. — Ты снимешь фильм про Наполеона и останешься при всём том, что имеешь сейчас. Но придётся включиться в процесс, который я косвенно упоминала во время наших ранних встреч. Ты идеальная кандидатура для одной из его фаз. Однако ты уже достаточно осведомлён о возможных последствиях этого. Я не психотерапевт, Эрнест, чтоб каждый раз встречаться с тобой и слушать изливания твоей души. Ответь мне наконец, ты согласен или нет?

— Согласен. Искусство превыше всего. Остальное пусть горит синим огнём, — грустно улыбнувшись, Семиструнный-Проталин допил свой кофе, который в тот момент показался ему самым горьким напитком в его трагической жизни.

Вспышка.

––—––

— Был предпоследний персонаж во всём этом мерзком представлении,

который выводил вырученные за наркотик суммы обратно в Советский Союз. Но он помер естественной смертью — такое тоже бывает — и я также не успел до него добраться. Не думаю, что теперь он особо заслуживает нашего внимания, но, если понадобится, я могу снова предоставить все необходимые подробности. — Рассказ Тряпочника постепенно подходил к концу.

— А последним «персонажем» оставался Градов? — тяжело выдавил из себя вопрос Коломин. — Господи, а проф-то как умудрился во всё это влезть?!

— Ты знаешь, я был уверен, что готов ко всему. А получилась та самая история про дно и поддонники.

— Но ты всё равно убил его! — снова в сердцах воскликнул Ярослав. — А мог бы оставить как ключевого свидетеля!

— Успокойся и послушай меня! Я не убивал профессора. Тогда, в его квартире, ты проанализировал лишь часть прошлого. А стоило всё досмотреть до конца. Теперь делай это в надлежащем объёме! — приказал Красный тряпочник.

––—––

Вспышка. Светлый московский день. Профессор Градов стоит на Салтыковском мосту, построенным через Яузу, между набережными Академика Туполева и Красноказарменной. Рядом с ним стоит один из теневых организаторов.

— Слышал, куратор из Совмина отказал вам в выделении финансирования на новый набор Проекта? — словно змей-искуситель, почти прошипел главарь. — Кое-кто даже начинает поговаривать, что Проект неэффективен. Институт вместе с коллективом и ребятами в том или ином будущем планируется прикрыть.

— Да, я приехал к ним со стратегией развития и дорожной картой — единым доработанным документом, с которым мы тогда несколько промахнулись. Может, если бы побольше над ним в прошлый раз помозговали, то больше ребят бы… выжило. Буду делать всё, чтобы спасать своё детище, спасать своих, близких и родных мне людей. В документе я сумел совместить общую лаконичность и развёрнутость по ключевым вопросам. Введение, обоснование, аргументация, промежуточные и текущие итоги, финансово-экономические показатели, включая неявные выгоды, — ничего не удовлетворило этих заскорузлых бюрократов. Я вот думал, вы мне сможете помочь, как один из кураторов Проекта, но в тот день я вас не застал в ведомстве, — чувствуя себя сильно неудовлетворённым, искренне пожаловался Градов. — Нам надо что-то делать, иначе мы потеряем самое важное!

Главарь будущей банды несколько помялся, побарабанив пальцами по перилам моста.

— Видите ли, профессор, боюсь, что голос мой и остальных кураторов не будет иметь силы. В правительстве с устоявшимся предубеждением относятся к ребятам, даже с некоторой опаской. Даже мою позицию, основанную на объективном common sense, воспринимают слабо и весьма неохотно. Возможно, это связано с латентной боязнью, гм, скажем, потерять доступ к принятию управленческих решений вследствие определённых действий ваших подопечных, — объяснил неизвестный.

— Господи, да неужели вы хотите сказать, что в Совмине и ЦК опасаются того, что анализаторы способны совершить государственный переворот?! Какие-то восемь парней и одна девушка вызывают такой параноидальный бредовый страх? — взмахнув руками, вопрошал Градов. — Но ведь все, кто имеет нужный допуск к проекту, прекрасно знает, что в ребят заложена прошивка, не допускающая ряда негативных политических действий.

— Видимо, это не является достаточным доводом, — пожал плечами собеседник. Вкрадчиво добавил более тихим голосом: — Однако, Аркадий Константинович, есть способ получить финансирование иным способом. Однако куда более рискованным и опасным.