Красный уголок капитализма
Шрифт:
И вот на десятый год совместной жизни я подумал: «Имею я право раз в десять лет напоить-накормить жену, чем она сама того захочет? Имею!»
И пошел по магазинам. Нет, не просто по магазинам – сразу по директорам.
Захожу в первый универсам, прямой наводкой – к директору и говорю:
– Так и так, я – Рокоссовский. А вы кто?
Он объятия раскрыл и мне навстречу бросился.
– А я же, – говорит, – я – Щорс.
Обнялись мы с ним. Я говорю:
– Знакомая фамилия – Щорс. Полководец?
Он говорит:
– Конечно.
Я говорю:
– Мне икры, шампанского и кофе растворимого. А сам думаю, хоть он Щорс, а вряд ли. Не на войне.
Щорс на меня посмотрел, кулаком в воздухе махнул, как саблей, и говорит:
– Ух, молодец! Сразу видно – Рокоссовский. Шампанское я тебе организую, а за икрой пойдешь во второй универсам, там у нас Ковпак.
И за дверь крикнул:
– Эй, Фрунзе! Ящик шампанского Рокоссовскому! Заходит Михаил Васильевич Фрунзе, полный тезка полководца, и ящик шампанского на стол небрежно – ба-бах!
Потом обнялся со мной, руку пожал и спрашивает:
– А ты в каком универсаме, Рокоссовский?
– Я на заводе.
– Ка-ак – на заводе? Ну, ты не крути. Беру – выше. Понимаю, тайна? Беру – выше.
Подмигнул и ушел. А Щорс позвонил куда-то и сказал мне:
– Давай дуй во второй универсам, Ковпак тебя ждет. Прихожу я во второй универсам, там мне такую
роскошную встречу устроили. Правда, сначала спросили:
– Рокоссовский? От Щорса?
Я говорю, да.
Повели меня к Ковпаку. Шли долго, по-партизански. Коридорами, дворами, складами, подвалами. И вдруг – рраз! – двери настежь, и Ковпак на меня идет.
– Рокоссовский, друг!
Я говорю:
– Ковпак, братишка.
Обнялись, он меня сразу в штаб. Сто грамм, бутерброд с икрой. Причем бутерброд без хлеба. Одна икра, в ложке.
Ковпак говорит:
– Ты извини. У нас с хлебом перебои. Наши не подбросили. На икре пока перебиваемся.
Я говорю, чепуха, понятно, время трудное – и закусил, ложек восемь.
Он усадил меня, спрашивает:
– Ну, как там дела, на большой земле?
Я говорю:
– Во! Наступаем.
Он говорит:
– А мне некогда и выскочить отсюда, со всех сторон наседают, окружают. Но ничего, держимся. Ты хлеба с собой не принес?
Я говорю:
– Да как-то не подумал.
Он говорит:
– Ты в следующий раз неси. Буханки 3–4. Сложно у нас с продовольствием. Тебе сколько икры?
Я сказал.
Он соединился по рации:
– Котовский! Икру в землянку.
Заходит Котовский. Опять объятия, поцелуи, слезы. Я тоже прослезился. Кругом свои. И чувствую, что мы этих гадов, которые окружают, все равно победим. Фиг им, а не икра.
Опять по сто грамм приняли, нарисовали они мне схему на карте, как за кофе пройти незамеченным, как за линию фронта. И пошел я в третий универсам.
Там меня встретил сам Василий Иванович.
Я говорю:
– Чего-то ты, Василий Иванович,
Он говорит:
– Вспотел просто. Отбиваюсь, наседают. Прямо битва идет. То – дай, другое – дай. Хуже, чем на войне. И все чужие норовят ухватить кусок. Хотя своих все больше и больше становится. Сейчас многие к нам перебегают. Чувствуют, на чьей стороне правда.
– Василий Иванович, так ты и есть Чапаев?
– Не, я Фурманов. Чапаев у нас в управлении.
– А Махно?
– Махно – в главном управлении, у Колчака.
Я думаю, во как все перепуталось. И пошел я одухотворенный. Продукты они мне все прямо на дом привезли.
Отметили мы с женой десятилетие на славу. Я ей говорю:
– Что, – говорю, – Жанна Дарк, делать-то будем? Она говорит:
– А что делать? Увольняться будем и к своим пробиваться.
На том и порешили.
Последнее слово
Граждане судьи, за что? Она, в смысле вот его жена, вот этого, потерпевшего, вот она сама на меня посмотрела. Первая. Она ко мне как раз спиной стояла. А на меня сзади как раз надавили, и я к ее спине как раз прижался. И мы с ней оказались в таких близких отношениях, что я чувствую, пора знакомиться. Интеллигентные люди в таких случаях знакомятся. А перед знакомством, думаю, хоть на лицо ее взглянуть. А то познакомишься, а потом лицо не понравится. И вот тут она на меня посмотрела. Первая. А я – второй. А ее муж, вот этот, потерпевший, он с другой женщиной стоял, справа от меня. Они очень плотно стояли: ноздря к ноздре, вот на столько. Когда я его жену развернул анфас, то сказал ей:
– Здравствуйте, вы меня помните?
Она говорит, нет.
Я говорю, как же? Вы же только что ко мне спиной стояли. Это я.
И тут вот этот, потерпевший, затрепыхался. Говорит, как вы смеете с чужой женой на таком расстоянии стоять, да еще ее же и разворачивать.
А я говорю, если она ваша жена, чего же вы к чужой носом прижались вот на столько. А он на свою жену кричит:
– А ты чего молчишь? Он к тебе лезет, а ты молчишь. Кричи, зови на помощь. У нас не буржуализм. Приедут, разберутся… в течение месяца.
Тут меня просят передать на билет. Я машинально деньги в кулак зажал и передаю. А этот потерпевший взял и своим носом со всего размаху мне в кулак въехал. Вот синяк. Экспертизу я снял. У него же не нос, а железный рог. Товарищи судьи! За мое же добродушие моему же кулаку от его же носа еще и досталось же.
Теперь так: возвращают эти деньги обратно без билета и объясняют:
– Здесь вам еще не автобус.
Кто-то в этой суматохе ошибся и передал на билет – думал, что он уже в автобусе. А я стою в этой очереди и думаю, так и в театр не попадешь, до кассы еще далеко.