Красный Вервольф 5
Шрифт:
– А вы так не считаете?
– Россия потеряна окончательно и бесповоротно, кто бы ни победил в этой войне. Нам, осколкам былого величия империи, остается только позаботиться о себе.
– И – близких нам людях, не так ли? – вставил я.
Судя по тому, как он вздрогнул, я попал в точку. Видать, поручик не просто так забрал Злату с пацаненком к себе. Этот немолодой уже служака и в самом деле решил свить уютное семейное гнездышко и не в России и уж точно – не в Рейхе, от которого через три года только пыль останется, а скорее всего – за океаном. А ведь, пожалуй, для Златы это не самый худший выход. Что ее ждет после освобождения
Раздался стук в дверь. Я сказал: «Войдите!». Это оказалась Глафира со своим заветным серебряным подносиком. Поставила его на столик, разлила кофе и снова удалилась.
Серебряков взял чашечку. Пальцы его заметно подрагивали. Волнуется. Ничего. Это даже полезно. Служил одному хозяину. Затем – другому. Кто знает, сколько он их вообще сменил?.. Теперь послужит мне. Правда, я пока не решил, как я буду его использовать, но ведь нюх у него есть, значит, может оказаться не бесполезен. Вон как смотрит, словно собака на человека – своего господина. Ну что ж, надо будет бросить ему косточку… Кстати, пожалуй, уже сейчас он может мне пригодиться… Вернее – не совсем он…
Глава 6
– Прикомандируйте мне вашего здоровяка Юхана, – сказал я. – Для начала. А там видно будет.
– Что я буду с этого иметь? – осведомился Серебряков.
– Сначала – дело.
– Хорошо, я пришлю Юхана.
– Не сюда. Я его буду ждать в тринадцать часов возле городской управы.
– Договорились!
Поручик допил кофе и поднялся. Я – тоже. Проводил его до выхода. И отправился в столовую, завтракать. Князя я застал в дурном расположении духа. Что это с ним? Подагра обострилась? А может, он узнал, что Глаша ночевала в моей койке? Пожелав ему доброго утра, я занял свое место за столом. Горничная подала мне яичницу с ветчиной.
Располосовывая ее ножом и отправляя куски в рот, я исподтишка посматривал на мрачного Сухомлинского. Тот вяло ковырял вилкой в своей тарелке, стараясь на меня не смотреть. Какая муха его все-таки укусила?
– Что-нибудь случилось, Аскольд Юрьевич? – наконец спросил я.
– Сегодня утром я получил очередную сводку от Полведерова, – пробурчал он.
Полведеров, Акакий Терентьевич, был управляющим загородного имения князя, в окрестностях которого и простирались лесные угодья, на прибыль от вырубки которых так рассчитывал Сухомлинский.
– Плохие вести? – уточнил я.
– Партизаны пустили под откос состав с лесом, – хмуро сообщил он. – Теперь сто кубометров превосходного кругляка валяются под насыпью. Кто будет грузить его, после того, как восстановят узкоколейку? А главное – за чей счет?!
Молодцы партизаны! Подпортили князю коммерцию. Правильно, неча русский лес вывозить в Немчурию.
– Я могу как-то помочь, ваша светлость?
– Хм… Пожалуй, Базиль… – неуверенно проговорил князь. – Я попробую договориться с комендантом, чтобы нам выделили группу заключенных и охрану, но…
– Не стоит обращаться с этим к коменданту, – сказал я. – Он вот-вот будет снят с должности и вряд ли захочет принимать решения, которые могут печальным образом отразиться на его судьбе.
–
– Обратимся к городскому голове.
– К Черепенькину?
– К нему. У него наверняка есть люди, из числа тех, кто приговорен к принудительным работам за мелкие административные нарушения. Это не заключенные из концлагерей, им охрана не полагается. Уверен, что направление данных лиц на ликвидацию последствий злодейской вылазки, комендант утвердит не глядя.
– Замечательная мысль, Базиль! – сразу приободрился Сухомлинский. – Возьметесь решить эту проблему?
– И даже лично прослежу, чтобы эти тунеядцы все сделали, как надо!
– Буду перед вами в долгу.
– Однако потребуются некоторые расходы, Аскольд Юрьевич, – сказал я. – Черепенькин задаром людей не выделит, да и рабочих нужно снабдить провиантом. Голодные они до лета провозятся.
– Ваша правда, Базиль, – согласился князь. – Сейчас принесу деньги.
Он поднялся и побрел в кабинет, где у него сейф крупповской работы. Когда-нибудь я распотрошу этого стального гиппопотама, но – не сейчас. Сухомлинский вернулся не скоро. Наверное, пересчитывал трясущимися ручками купюры, мучительно размышляя, сколько отстегнуть на подкуп должностного лица, а также – на прокорм нарушителей «нового порядка»? Старый скряга. Когда он опять появился в столовой, вид у него был самый разнесчастный. Выложил передо мною пачку рейхсмарок. Я деловито пересчитал – две тысячи. И то хлеб! Хрен Черепенькин от меня что-то получит! Самому пригодятся. А вот людей и в самом деле нужно подкормить.
– Благодарю, Аскольд Юрьевич! Приступаю немедленно!
– Храни вас бог, Василий Порфирьевич!
Князь перекрестил меня, поцеловал в лоб и прослезился. Он бы прослезился еще больше, узнай, что я задумал. Забрав деньги, я ушел к себе, чтобы переодеться. Пора было уже двигать на рандеву со своей командой. В связи с новыми обстоятельствами, первоначальные планы мои поменялись. Я поймал «лихача», доехал на нем до окраины, а дальше потопал пешком. Ровно к двенадцати часам был в нашем подземелье. Благодаря умелым рукам Кузьмы и заботам Златы, наш подпольный штаб давно превратился в уютное убежище. Здесь можно было отсидеться во время облавы, поесть, поспать. Здесь же мы хранили свой арсенал.
Я постучал по фальшивой стене условленным образом и та отодвинулась. Увидев, меня Кузьма опустил шмайсер и заулыбался.
– Здорово, командир! – пробормотал бывший путевой обходчик, когда я проскользнул внутрь и мы стали спускаться по ступенькам во тьму.
– И ты будь здоров, Михалыч! – откликнулся я. – Как там наши? Все собрались?
– Все.
– Ну слава богу!
Забрезжил свет. В штабе дымила коптилка. Можно было обзавестись парой – тройкой керосинок, но мы решили, что не стоит делать слишком яркое освещение. На всякий случай.
В полумраке я увидел силуэты, поднявшихся со своих мест людей. Машинально пересчитал.
Четверо, кроме нас с Кузьмой! Стоп! Что-то много! Я, Кузьма, Злата, Рубин, Яшка – всего должно быть пятеро. Кто шестой? Я вынул из кармана фонарик, включил, полоснув его лучом по лицам. Так, ясно. Митька зажмурился и виновато опустил голову.
– Ты что тут делаешь? – строго спросил я. – Ты же мамку свою в Свободное собирался увезти и сам ноги хотел уносить?
– Померла мамка, – шмыгнул носом Митька. – Я тогда пришел, а она прилегла на лавке в сенях, думал спит. А она и не дышит.