Красный Вервольф 5

Дамиров Рафаэль

– Нет, любимый! Ничего не изменит! Мне наплевать на Розенберга и его расовую бредятину. Я хочу только, чтобы поскорее кончилась эта проклятая война, чтобы мы уехали из этого ужасного города, в Германию, я хочу родить тебе полдюжины маленьких полукровок, за которых я перегрызу горло любому!

– Тогда помоги мне закончить эту войну, – шепотом ответил я, расстегивая молнию на спине, что удерживала ее длинное, черное платье.

– Я помогу, милый! – задыхаясь от вожделения, бормотала она. – Надо будет – умру за тебя! Я их ненавижу!

Поведя плечами, она сбросила платье, оставшись в прозрачной комбинашке. У меня уже не хватило

терпения раздеть ее полностью. Да и она не слишком была щепетильна с моим вечерним костюмом. Полураздетые, мы рухнули на кровать, а дальше началась такая сумасшедшая скачка, что не будь дом Сухомлинского построен лет двести назад, когда такие здания возводили с огромным запасом прочности, как крепости, он бы заходил ходуном. Признаться, я и думать забыл, что совокупляюсь с этой немкой по долгу службы. И она это почувствовала.

– Ты был сегодня как лютый зверь, – еле слышно сообщила Марта, когда мы обессиленные лежали на растерзанной постели. – Никогда ты таким не был, милый… Раньше ты пользовался мною, как любой мужик, а сейчас… Ты как влюбленный оборотень… Мой Красный Вервольф…

Утром я вызвал Глашу и велел ей проводить гостью в ванную. Горничная посмотрела на меня с обидой, но выполнила поручение. Пока Марта мылась и приводила себя в порядок, я направился к князю. Аскольд Юрьевич вставал ни свет, ни заря. Сам говорил, что эта привычка осталась у него еще с кадетского корпуса. Так что разбудить его я не боялся. Старик сидел у пылающего камина, закутавшись в свой любимый шлафрок и задумчиво попивал кофе. Увидев меня, он заговорщически подмигнул.

– Доброе утро, Аскольд Юрьевич! – поздоровался я.

– Доброго утречка, Базиль! Как почивали-с?

– Превосходно!

– А наша немецкая гостья?

– Вашими молитвами, – откликнулся я. – Собственно о ней я и хотел с вами поговорить, ваша светлость.

– Вы хотели бы, чтобы она осталась жить у нас? – проницательно заметил Сухомлинский.

– Совершенно верно!

– Дом большой и мне, старику, будет веселее.

Ишь ты, раздухарился, старый пенек. Хватит с тебя и Глафиры.

– Благодарю вас, Аскольд Юрьевич!

– Фрау Зунд, если не ошибаюсь, служит у Тодта? – осведомился старик.

– Да, вероятно…

– Что ж, это весьма полезное знакомство… Я хотел бы побеседовать с нею.

– В таком случае, я приглашу ее к завтраку?

– Всенепременно, Базиль! Если не захотите лишить меня удовольствия побеседовать с милой женщиной.

Я не захотел. Завтрак прошел в непринужденной обстановке. Кроме чисто светской болтовни, вести которую старый князь был мастак, обсуждались и вполне деловые вопросы. Сухомлинского интересовала возможность сотрудничать с «Тодтом» в плане поставок древесины. Аскольд Юрьевич приехал из Парижа не только для того, чтобы вновь завладеть фамильной собственностью. Из некоторых его обмолвок, я сделал вывод, что дальнейшие жизненные планы этого семидесятилетнего старика связаны отнюдь не с родиной предков.

Князь нацелился на США, а для переезда за океан требовались деньги, ибо Сухомлинский не собирался влачить жалкое существование где-нибудь на Брайтон-бич, он намеревался обустроить свою жизнь с чисто американским комфортом, жениться и оставить состояние детям. Ну или хотя бы – тем, кого он будет считать своими детьми. Поэтому в Нью-Париже князь развернул бурную коммерческую деятельность, безжалостно вырубая леса на своих родовых вотчинах.

Меня он тоже подключил к своим операциям.

Все-таки как никак я его «родственник». Я не возражал. Ведь по делам «дядюшки» я мог выезжать за пределы Пскова с надежной ксивой. Ну а то, что в местах, куда я выезжал, потом обнаруживались изуродованные Красным Вервольфом трупы немецких военнослужащих и их пособников, так это чистое совпадение. Даже в СД никому не могло прийти в голову связать эти убийства со мною. Во-первых, я был представителем солидной фирмы, принадлежащей лояльному гражданину Великого Рейха, а во-вторых, я же не один выезжал.

После завтрака я отправился провожать Марту к месту ее нынешней службы. Меня очень интересовала контора «Тодта», ибо из истории Великой Отечественной войны мне было известно, что сия организация нередко служила крышей для различных учреждений «Абвера». Поначалу я планировал проникнуть туда через Магду, но теперь у меня есть кое-кто получше. Тем более, «Тодтом» заинтересовался и князь тоже. И если Марта начнет ему помогать, то и мне будет легче туда сунуться.

– Я все утро думаю, чем я смогу тебе помочь, – угадав о чем я думаю, проговорила моя спутница.

– Ну и что ты надумала? – осторожно спросил я.

– Я могу передавать тебе копии некоторых документов, которые перепечатываю.

– Это смертельно опасно, – с искренней заботой сказал я. – Попадешься, и гестаповцы больше не будут вежливыми… Как у тебя с памятью?

– Не жалуюсь. Во всяком случае, я помню каждую минутку, проведенную с тобой.

– Вот и отлично! Сами документы мне не нужны, достаточно если ты будешь пересказывать мне их содержание.

– О, милый! Ты такой заботливый! – растрогано воскликнула Марта, едва не кинувшись мне на шею.

На улице было слишком людно для жарких объятий русского и немки. Я проводил любовницу до ворот Довмонтова города. Она подошла к часовому, протянула ему пропуск. Изучив его, солдат кивнул и пропустил машинистку к калитке. Я лениво, как и подобает прожигателю жизни, побрел в сторону городского центра. Скользнул скучающим взглядом по веренице военных грузовиков, которая выезжала из ворот «Тодта». Судя по наглухо затянутым брезентом кузовам, везли они отнюдь не стройматериалы.

Проходя мимо виселицы, я с тревогой всмотрелся в опухшие от побоев лица повешенных. Нет ли среди них знакомых. Например – Митьки. Слава богу, его среди казненных не оказалось. Значит, не попался ночью. Я скрестил пальцы, мысленно пожелав парню удачи. Не сказал бы, что этот малолетний бандюга мне нравится, но все же он был своим. Такая вот странная судьба у нас. Сошлись на военной тропке те, кто в мирной жизни на одном гектаре бы даже гадить не присели.

– Кута торопишься, тетка! – услышал я мерзкий эстонский говорок. – Что у тепя в кошелке, показывай!

Я оглянулся. Обычная для оккупированного городка картинка. Патруль из эстонских националистов пристает к мирной жительнице. Белесые сытые рыла, красные от самогона носы, белые повязки полицаев. Полная безнаказанность и наслаждению властью над беззащитными людьми. Этого я уже насмотрелся. Куда больше меня заинтересовала женщина, которую они избрали в качестве объекта для издевательств. На вид ей около пятидесяти. Одета как обычная горожанка – длинная темная юбка, облезлая шубейка, черный в белый горошек платок. А вот глаза умные, в них ни капли страха, только глубочайшее презрение.