Красный ветер
Шрифт:
— О, Франция! Кларо! Муй бьен! Амиго? [2]
— Амиго, — засмеялся Шарвен.
Они указали на Боньяра и Бертье:
— Амиго?
— В штаб, — по-французски сказал Шарвен. — Ведите в штаб.
Их повели. Они шли рядом: Бертье — посредине, Боньяр и Шарвен — справа и слева. Бертье глухо спросил у Шарвена:
— Вы сделаете все, чтобы меня расстреляли?
— Это их дело, — коротко ответил Шарвен.
2
Ясно,
— Но там, во Франции, вас будут судить как предателей. Или думаете, что там никогда ни о чем не узнают?
— Вы хотели убить лейтенанта Боньяра, Бертье.
— Нет. Я стрелял, чтобы он не мешал мне уйти. Разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?
— Какого черта! — сказал Гильом. — Лично я не стану марать руки, хотя они и чешутся пустить вам пулю в лоб…
— Я ненавижу вас, Боньяр! — хрипло проговорил Бертье. — Вы шут, а не летчик. — И к Шарвену: — Подумайте, Шарвен, что будет с Жанни де Шантом, когда узнают, как вы со мной поступили. А рано или поздно там узнают: у нас везде есть свои люди.
— Что же вы хотите? — спросил Шарвен.
— Скажите им, что я — с вами. Потом я сумею уйти отсюда. И, клянусь вам, никому ни о чем не расскажу.
— Вы мерзавец, Бертье, — не повышая голоса, сказал Шарвен. — Вы скорее похожи на мелкого торгаша, чем на офицера. У вас нет и капли мужества.
— Пронто, пронто! [3] — грубо подталкивали их сзади.
И Шарвен подумал, что не очень-то им здесь с Гильомом и поверили, будто они — друзья. Да и почему они должны верить на слово?.. У них не так уж мало врагов, чтобы быть доверчивыми.
3
Быстрее, быстрее! (исп.).
В штабе — деревянном домике с земляным полом, сплошь усеянном окурками, — за грубо сколоченным столом сидели двое в простых комбинезонах, ничем не отличающихся от тех, что были на испанских летчиках. И лишь по той сдержанности, с которой к ним обратились вошедшие вместе с Шарвеном, Боньяром и Бертье республиканцы, Шарвен понял, что перед ними сидят люди, облеченные властью.
Несколько минут эти двое с любопытством разглядывали незваных гостей, изредка задавая вопросы тем, кто их сюда привел. Потом пожилой, с густой сединой в волосах и с утомленными глазами, человек крикнул:
— Эстрелья!
Из-за полога, завешивающего узкую дверь в другую комнатку, появилась худенькая девушка в синем платье, перетянутом широким поясом, на котором висела кобура с пистолетом.
Седой человек о чем-то долго ей говорил, указывая на Бертье, Шарвена и Боньяра, а девушка, слушая его, заправляла под берет иссиня-черную прядь своих волос. Наконец она сказала на не совсем правильном французском:
— Майор Риос Амайа спрашивает, кто из вас трое есть старший чином?
— Полковник Бертье! — Полковник подошел
— Майор Риос Амайа разрешает, — сказала переводчица. — Он хочет знать, кто вы такие и что вас привело в Барселону? Он также хочет знать, почему самолеты не воюющей с республиканской Испанией Франции появились здесь? Майор Риос Амайа желает предупредить: если французские летчики станут говорить ложь, это будет для них очень нехорошо…
Боньяр вдруг тоже шагнул к столу, резко оттолкнул Бертье и приготовился было что-то сказать, но майор Амайа приказал:
— Назад!
Тогда Бертье, спокойно вытащив из кармана сигарету и закурив, начал:
— Я французский летчик, офицер военно-воздушных сил, полковник Франсуа Бертье. Мои коллеги: летчики лейтенант Шарвен и лейтенант Боньяр… Господин майор желает знать, какую цель мы преследовали, сделав посадку в Барселоне. Возможно, нам стоило бы поискать причину и найти оправдание. Сказать, например, что мы прилетели сюда для того, чтобы помогать республиканской Испании в борьбе с франкистами…
Бертье сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на испанцев, видимо, желая хотя бы приблизительно определить, какое впечатление произведут на них его слова. Однако те сидели молча, и в их глазах Бертье ничего не мог прочесть… Тогда он продолжал:
— …Или сказать, что мы несли патрульную службу вдоль своей границы, пересекли ее и, заблудившись, решили, что камне хватит горючего на обратный путь. Поэтому и приземлились-в Барселоне, надеясь на помощь наших испанских друзей.
— Барселона слишком далеко для подобной версии, — сдержанно сказал майор Амайа.
— Дело даже не в том, — не теряя самообладания, сказал Бертье. — Я офицер, и не в моих правилах пытаться выторговать для себя снисхождение. Честь офицера также не позволяет мне лгать. Мы все — я говорю о себе и о подчиненных мне летчиках лейтенантах — направлялись к генералу Франко, чтобы предложить ему свои услуги. В Барселоне мы приземлились по ошибке, приняв ее за другой город. Теперь мсье майору все ясно? Очень хорошо… С настоящей минуты мы считаем себя военнопленными и требуем, чтобы по отношению к нам были применены соответствующие правила, регламентирующие…
— Фашисты… — перебил его майор Амайа и кивнул девушке, чтобы та переводила его слова. — Фашисты и их пособники не только расстреливают попавших к ним в плен ваших летчиков — они их четвертуют, предварительно подвергнув зверским пыткам. Пыткам, которым могли бы поучиться средневековые инквизиторы. А потом… Потом они в ящиках сбрасывают на наши аэродромы куски мяса — все, что осталось от наших товарищей:.. Вам больше нечего сказать, полковник?
— Ему больше нечего говорить. — Шарвен, стоявший до сих пор молча, вышел наконец вперед и повторил: — Ему нечего больше говорить. Но здесь есть и другие, у кого господин майор тоже может спросить, что их привело в Барселону. Надеюсь, господин майор все-таки даст возможность сказать несколько слов и этим другим?