Красобор
Шрифт:
— Кис-кис кис! — позвал Федос.
Кот встал, сгорбился, потянулся, спрыгнул на пол. Не спеша и степенно подошел к блюдечку, из которого пил енот.
«Сейчас драка начнется!» — испуганно подумал Федос.
Но енот мирно подвинулся, дал место коту, и кот принялся хлебать молоко вместе с ним.
— Надо же? — удивился Федос. — Как в цирке.
— Друзья, сказал дядя Петрусь. — И едят, и снят вместе. Конечно, если Пыжик дома ночует. А другой раз шалят, балуются.
— Кота вашего, значит, Пыжиком зовут?
— Да. Микола наш так его
— А Дунай кто?
— Собака.
— Ах, у вас еще и собака есть?
— Есть. Годовалая.
— А она кота и енота не обижает?
— Наоборот, рада им всегда. Сам увидишь.
— Когда?
— Не спеши. Придет время.
Дунай
— Ложись, Федос, отдохни часочек. — Тетя Настя постелила кровать, взбила высокую и мягкую подушку. — Небось утомился в дороге: жара.
— Не хочется.
— Не спи, если не хочется. Так полежи.
Федос снял тенниску, брюки. Но ложиться раздумал.
— Обойдется, — проворчал он.
Шмыгнул на кухню, взял там со стола блин, вышел во двор. Осмотрелся. Слева, за забором, увидел небольшой сад, в котором росли яблони, груши, стояли пчелиные ульи. Между ульями похаживал дядя Петрусь. А над ним гудели пчелы. Справа — забор, а за ним грядки. Интересно, а куда тропинка ведет?
Она привела к воротам, которые были привязаны веревкой к верее [2] . За воротами начинался другой, весь разрыхленный и вскопанный двор. По нему расхаживали два поросенка. А у самого забора, в тени, в неглубокой ямине лежала растянувшись черная от грязи свинья. Она и ухом не повела — никакого внимания не обратила на Федоса. Зато поросята скосили на него свои маленькие глазки, захрюкали.
2
Верея — один из столбов, на которые навешиваются створки ворот.
Вдруг где-то совсем рядом раздалось недовольное ворчание. Федос присмотрелся и увидел сперва конуру, а потом и вылезающую из круглого отверстия собаку.
Собака была белая с темными пятнами на брюхе, на боках и на шее. Федосу бросились в глаза большие и вислые черные уши и белая морда.
Федос и собака молча глядели друг на друга. Собака нехотя, больше по обязанности, зарычала…
— Дунай! Ты ведь Дунай, да? — заговорил наконец Федос. — Не рычи, братец, не надо. Я свой, понимаешь? Свой, хотя и приезжий. На!
Собака перестала рычать, наклонила голову, удивленно посмотрела на незнакомца в трусах и майке, на просунутый между штакетинами блин. Затем медленно подошла к воротам и осторожно, словно все еще сомневаясь в искренности
Мальчик осмелел, открыл ворота и подошел вплотную к собаке. Дунай приблизился и обнюхал его.
Федос протянул руку и, решившись, погладил собаку по густой шерсти на спине. Потом притронулся пальцем к ее черным бархатным ушам.
Так состоялось еще одно знакомство.
Гвардии сержант
Солнце пряталось за сосновый лес, когда на улице затрещал мотоцикл.
Федос стоял возле хаты и играл с цветами. Игру он придумал сам: не сходя с места и держа руки за спиною, понюхать как можно больше цветов. Однако чтобы сунуть нос в настурции, приходилось сгибаться в три погибели, а до маков можно было дотянуться, только встав на колени да еще при этом забрасывая голову вверх.
Мотоцикл остановился возле хаты в самый разгар игры. Федос не обратил на него внимания: мало ли какой транспорт ездил и останавливался возле их дома в городе. Но мотоциклист в комбинезоне ввел мотоцикл во двор и внимательно посмотрел на мальчика.
— Эй ты, — сказал он — какому богу кланяешься и о чем просишь?
— Я не кланяюсь. А в бога только некоторые старушки верят.
— Понятно. Бог побоку. Значит, ты делаешь жирафью гимнастику.
Федос отвернулся, не желая продолжать такой разговор.
— Правильно? С чумазым не о чем разговаривать, — шутливо проговорил мотоциклист за Федоскиной спиной. — Тогда разделение труда будет у нас такое. Ты будешь держать кружку с водой и по мере надобности ее наклонять. А я буду мыться. Когда стану таким чистым, как ты, тогда и познакомимся.
Сказав все это, мотоциклист вошел в хату.
Федос хотел было крикнуть, что это не его, мотоциклиста, хата, что в ней дядя Петрусь и тетя Настя живут. Но не успел. Мотоциклист тут же вернулся, держа в одной руке ведро с водою, а в другой кружку.
— Готов? Приступаем. — Мотоциклист сбросил комбинезон, ловко стащил через голову солдатскую гимнастерку.
Федос зачерпнул воды, начал поливать. А мотоциклист фыркал и с наслаждением подставлял под струю то голову, то загорелую шею, то каштановую от загара спину.
И только когда кружка загремела о дно ведра, мотоциклист выпрямился и тряхнул мокрой головой:
— Маловато. Но ничего. Хорошего понемножку. Теперь шуруй на третьей скорости в хату и тащи оттуда полотенце. Оно на гвозде, рядом с полочкой.
«Командует, как в своем доме», — подумал Федос. Но полотенце принес.
Мотоциклист вытерся, надел гимнастерку. Застегнул золотистые, блестящие пуговицы, достал из кармана маленькое круглое зеркальце. Глядя в него, причесался.
Федос неожиданно ощутил на своем лице солнечного зайчика и захихикал от удовольствия.
— Ты откуда? — спросил мотоциклист.
— Я теперь тут живу, — Федос кивнул головою на хату.
— И я тут живу. Чудно: под одной крышей живем, а друг друга не знаем. Как в городе.