Красота от отказа
Шрифт:
– Да.
– И что ты сказал ей в ответ?
Она смотрит на меня таким взглядом, будто собирается задушить меня, если я не отвечу так, как она того хочет.
Надеюсь, моя шея выдержит.
– Я ничего ей не сказал.
А потом просто трахнул её.
Кажется, она удивлена отсутствием моей реакции на признание Лорелин.
– О. Тогда, я должна извиниться перед тобой. Пару недель назад я навещала её в Авалоне. Она сказала, что любит тебя, из-за чего я подумала, что ты чувствуешь
– Но это не так, мама. Я очень сильно люблю Лорелин. Я вижу смятение на её лице.
– Тогда я не понимаю, почему ты не сказал ей и не попросил её остаться? Ведь была такая прекрасная возможность.
Сомневаюсь, что она нормально воспримет это.
– Я не встречаюсь с женщинами, которые говорят
подобные вещи, поэтому я был застигнут врасплох. Всю неделю я думал над этим и наконец смог признаться себе, что же всё таки чувствую. Собравшись сказать ей об этом, попросить её остаться, я обнаружил, что она ушла. Мама, она ушла, так и не узнав, что я её люблю.
Выражение её лица говорит мне, что она недовольна.
– Я не понимаю. Оставалась неделя. Почему ты не последовал за ней? Или на худой конец не объяснился ей в любви?
Вот и всё. Я больше не могу врать о том, что произошло с Лорелин. Да и не хочу. Я презираю ложь и притворство; они стоили мне любимой женщины.
Блядь, мама разозлится.
– Я должен рассказать тебе кое-что, и, думаю, ты не будешь гордиться мной за это.
Она смотрит на меня.
– Ты и так меня уже расстроил, сын.
– Знаю, и это еще больше подорвет твое мнение обо мне.
Я снова чувствую себя мальчишкой, который признается в чем-то ребяческом. Только вот это совсем не ребячество. Тут уже всё по-взрослому и очень серьезно.
– Когда мы с Лорелин только начали встречаться, мы не ожидали, что это может привести к чему-то большему, чем просто временные отношения. Мы оба знали, что эти три месяца она проведет в Австралии, поэтому мы согласились на то, чтобы просто встречаться и получать от этого удовольствие. Никаких обязательств.
Она раздражена.
– Ты уже говорил это. Я готовлюсь к худшему.
– Да, но я не всё тебе рассказал. Когда мы встретились,
я не сказал ей своего настоящего имени, поскольку я не хотел, чтобы она знала. Так я мог ограничить всяческие контакты с ней в дальнейшем. Вымышленное имя было единственным способом гарантировать, что она не будет разыскивать меня потом. Она была пьяна, когда я впервые сказал ей, чего хочу, но она всё же согласилась. Поскольку она не знала моего настоящего имени, она решила не говорить мне своё.
– Лорелин не её настоящее имя?
С
– Нет, её зовут Лорелин. Я случайно узнал об этом, когда её подруга проговорилась. А вот Беккет она явно выдумала. Она никогда не говорила мне свою фамилию.
Я буквально видел, как вскипает мозг моей мамы, соединяя воедино все кусочки.
– Но ты привез её домой, чтобы познакомить с нами, и она назвала тебя Джеком Генри.
– Мне не хотелось скрывать свою личность, когда мы приехали, чтобы проведать отца в больнице, поэтому я рассказал ей правду о себе позже той ночью, - объясняю я.
– С того момента она всё знала обо мне.
– Но при этом ты даже не задумался, что раз она так тебе дорога, то нужно спросить у нее фамилию?
Она повышает голос на меня.
– Даже после того, как она узнала, кто ты такой?
Я не решаюсь отвечать, потому что ей он не понравится.
– Её фамилия не имела для меня никакого значения, поскольку я не собирался менять свои планы только потому, что она знала, кто я такой. Тогда я не любил её.
– Ерунда!
– кричит она на меня.
– Ты был влюблен в эту девочку, когда привез её ко мне домой. Я поняла это с той самой минуты, как увидела вас вместе. Тоже самое могу сказать и про неё. Может она и не произносила это вслух, но нужно быть дураком, чтобы не увидеть этого.
Я не собираюсь спорить с ней, потому что я и в правду вел себя, как дурак. Упираясь руками в холодную гранитную столешницу, наклоняюсь и закрываю глаза. Как бы мне хотелось окунуть в свою голову во что-нибудь холодное, чтобы хоть как-то снять невыносимую боль.
– Я принял решение не видеть её, потому что не хотел влюбляться в неё.
– Но это так или иначе случилось.
– Да это так, и она ушла, даже не попрощавшись, прежде, чем я смог сказать ей об этом.
– Я не верю тебе, Джек Генри!
Мама берет свою сумочку, чтобы как следует отшлепать меня.
Сильно. Насколько мне известно, она единственная мать, кто использует свою сумочку, чтобы выпороть своего тридцатилетнего сына.
– Ты жил с ней, делил с нею постель и ни разу не спросил её фамилию?
Она отступает и бьет меня снова. Дерьмо! Кажется, она совсем тронулась умом.
Я не уклоняюсь от сумочки, летящей в меня, потому что таким образом она выпускает свой гнев. Смешное зрелище, но я ни за что не буду смеяться над Маргарет Маклахлан, находящейся в одном из своих припадков.
– Бедной девочке должно быть очень больно. Я даже не буду винить её за то, что она ушла не попрощавшись. Я наверно поступила бы точно также, скажи я человеку, что люблю его, а он бы при этом пристально смотрел на меня.