Красота внутри
Шрифт:
– Почему? – спрашивает она, но я тоже хочу задать себе этот вопрос.
Почему я не могу спокойно на нее смотреть? Почему не могу просто оставить в покое и отпустить? Почему она попыталась меня убить на самом деле? Дело ведь не в Самородке и Вальтере, ради них она бы так не поступила. Почему, когда я попытался открыть ей сердце, она меня просто отшила? Может она и правда не любила? Если так, то, что это за взгляд, которого я раньше не видел?
Поджимаю губы, не в силах оторвать от нее глаза. Страшная, как и в нашу первую встречу. Волосы спутаные, грязные, в них даже застряла паутина и какое-то пёрышко. Платье не по размеру, висит на груди. Под платьем штаны и широкие сапоги, в которых блестит семейное добро Трутов.
Она
Чувствую себя таким дураком, каких свет не видывал. Когда она закричала, я этого не ожидал, настолько, что даже на мгновение испугался. Серьёзно, я испугался за великаншу, которой все нипочем. Сомневаюсь, что с ее наследственностью она хоть раз была на грани жизни и смерти. Великанша беззаботная, одуревшая от своей силы и полной безнаказанности чертовка, возможно именно поэтому она мне так нравится. Но, честное слово, когда она закричала, а затем ударила меня, я впал в ступор. В этот раз от ее пощечины мне даже голову не снесло, просто обычная женская пощечина. Максимум от нее до сих пор жжет щеку, и это все. Зная великаншу, я ожидал не такого, видимо поэтому хотел поскорее закончить ее общение с матерью. Она удивила меня, снова, как на балу. Ее слова, поступки и чувства так отличаются от того, что она нож мне в сердце всадила. Одно «почему» и почти зажившие раны открыла, я ведь не собирался снова вестись на любые её слова и поступки. Пусть не все из ран нанесла она, но некоторые из них почти заживила. Упираю руками в бока, мне казалось она моё лекарство, спасение от проклятия, но, похоже, излечение не стоило своей цены. Она новое проклятие, которое я просто не могу отпустить, потому что от него совершенно точно нет лекарства.
Говорю то, что должен, даже зная, что так только раззадорю ее. Даже не думаю, что мои слова о казни вызовут у нее что-то кроме смеха. Она все ещё считает себя сильнее всех на свете, и мне хочется обратное доказать.
– Игнарешнар! – влезла мать, как это она обычно делает. – Ты что такое говоришь? Сын, ты что такое говоришь? Что вообще здесь происходит?
Не хочу ей отвечать, она, как и Серафима, лишние здесь. Мне нужно поговорить с великаншей, но не уверен, что наш разговор не разрушит этот дом до основания. Да какое мне дело до этой клетки, это место давно перестало значить для меня хоть что-то.
– Мама, не лезь, – прошу у матери, при этом знаю, что это бесполезно.
Матушка очень хочет разобраться, что здесь происходит, но правда в том, что я и сам не знаю. Раньше думал, что как только увижу, сразу пойму, что с ней делать, но это не так, я не знаю. Единственное, в чем уверен – я не могу ее просто так отпустить.
– Ну, давай, – вдруг говорит великанша, совсем другим голосом и нечитаемым взглядом.
Она делает шаг ко мне, улыбается так, что замирает сердце. Улыбка все та же, жуткая от зубов-клыков, но вот глаза. Глаза грустного клоуна, полны боли и печали. От этого взгляда не по себе куда больше, а потом она прижимается ко мне и говорит, чтобы я убил ее и сестру Скота. Не могу понять, что это за взгляд, он отвлекает от слов, отчего смысл доходит до меня не сразу. Убить? Она вонзила мне нож в сердце, за такое убивают, а не бросаются в погоню, забыв обо всем на свете. На что я рассчитывал, оставляя ее в тюрьме, из которой она все равно бы сбежала? Почему просто не убил ее?
Она заставляет меня наклониться, в который раз прогнуться под ее желания, и я слушаюсь, точно ее раб. Великого последнего некроманта обманула мнимым поцелуем какая-то сумасбродная великанша и отбила мне колокольчики вместе с гордостью. Странно, что мама не хохочет надо мной, а спрашивает, как я. Хотя это же моя мать, даже в этом вопросе звучат нотки «я же тебя предупреждала».
– КЛАРА!!! – полный ярости,
Как же больно-то, чёрт! Не помню ни одного противника, который опустился до такого, но все равно понимаю, что это я ещё легко отделался. Мне даже силы некроманта не нужны, чтобы исцелиться. Странно, почему она не бьет меня со всей силы? Да и дом до сих пор цел, а ведь зная мою матушку, сложно поверить, чтобы она не оскорбляла вспыльчивую великаншу. Иногда мне даже казалось, что матушка не может и минуты протянуть, чтобы кого-то не оскорблять и не поучать как ребенка.
Она убегает, моя великанша просто убегает от меня снова, вместо того, чтобы сражаться со мной, как раньше. Чувствую ярость от того, что она все равно пытается убежать, но знаю – не отпущу, но только до того момента, когда пламя обвивает моё тело, а она выглядывает из-за дверей и улыбается.
Я заколдован, опьянен ею. Несколько раз моргаю, пока она не исчезает с виду, вытянув Скот на улицу.
– Сын, огонь не слушается тебя, – слегка шокировано выдает мать, пока я смотрю на свою руку.
– Я знаю!
Пальцы подрагивают, как и огонь, от той каши, что сейчас в моей голове. Эта ее улыбка напомнила мне нашу первую встречу, как и ее самоуверенное поведение, и удар по моему самолюбию. Вот только в этот раз что-то не так, словно я чувствую что-то ещё. Затыкаю странную мысль, что появилась у меня в голове и иду за ней следом. На моих губах злорадная ухмылка, она не сможет убежать от меня здесь, в самом сердце владений некромантов. Мои предки, слуги, восстают из могил и тормозят великаншу точно так же как обычный снег во дворе. Вот никогда бы не подумал, что суровую и сильную великаншу может остановить какой-то снег. Выхожу во двор, где моя армия уже наставляет оружие на великаншу. Есть чувство, что она выкинет что-то эдакое, разнесёт все здесь.
– Великанша, – зову ее, почти физически ощущая ненормальную тягу к ней.
Рассвет начинается на горизонте за ее спиной, заставляет грязные волосы блестеть точно живые змеи. Кожа на лице ещё более бледная, а круги кажутся ещё темнее. Из нее будто бы высосали всю жизнь, но она все равно осталась такой же восхитительно обворожительной великаншей.
– Надо же – цел, сейчас исправлю!
Усмехается с ироничной ухмылкой, вызывая желание спалить ее к чертям, что я и делаю, назвав ее по имени. В который раз убеждаюсь в том, что пламя не палит ее, просто не может причинить ей вред. Даже огонь не может причинить ей зло, а она может и причиняет его мне. В этих глазах что-то есть, они притягивают меня, как и тонкие пересохшие губы. Я хотел их поцеловать с первого же мгновения, как она заговорила, то ли, чтобы заткнуть, то ли потому, что соскучился по нашим поцелуям.
Единственное, что меня останавливает – это гордость, которую она растоптала. Уговариваю себя, что так я тоже ее наказываю, когда касаюсь ее губ своими. В зеленом цвете она прекрасна, в моем огне, в моих объятиях и ни в чьих больше. Меня как будто засасывает в прошлое, и я не в силах оторваться, мне хочется большего. И так не одному мне, когда поцелуй заканчивается, она тянется за ещё одним, даже не замечая этого. Моя, даже если ее противный язычок говорит обратное, тело-то не обманывает. Хочу доказать, что ей некуда бежать, потому забираю огонь, позволяя ощутить холод этого морозного утра.
– Ну и куда ты уйдешь от меня, – прижимаю к себе, любуясь ее растерянным взглядом, – голая?
Моя очередь удивлять ее, вот только знал бы я сам, что творю. Я назвал ее своей невестой, чтобы потом растоптать, наказать за то, что вообще посмела назваться моей женщиной. На таких как она, не женятся маги из древних родов, впрочем сомневаюсь, что подобные ей ещё где-либо существуют. Она уникальна, как экземпляр для коллекции, но просто закрыть ее в банку – полное безумие. Но если это единственный способ удержать ее рядом ...