Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917
Шрифт:
Пока мы не покинули зону действия здравого смысла, я не могу представить, о чем еще тут можно спорить и как еще судить. Соглашение может быть заключено к обоюдной материальной выгоде, но моральное превосходство всегда на той стороне, которая соблюдает соглашение. Нельзя быть бесчестно честным, даже если честность – лучшая политика. Можно представить себе сложнейший лабиринт косвенных мотивов, но в любом случае человек, который сохраняет верность данному слову, пусть и за деньги, не может быть хуже человека, который за деньги вероломствует. Это применимо в равной степени и к Сербии, и к Бельгии с Англией.
Сербы не самые миролюбивые люди, но на этот раз именно они желали мира. Если хотите, думайте, что сербы прирожденные грабители, но в данном случае люди, собравшиеся грабить, –
3
Герберт Генри Асквит (1852-1928) – британский государственный деятель, премьер-министр Великобритании с 1908 по 1916 г.
Ганнибалу. Но называть человека вероломным за то, что он держит свои обещания, – бред. Не менее абсурдно обвинять делового человека за то, что он пришел на встречу вовремя, во внезапном предательстве и говорить о бесчестном ударе в кредиторскую спину со стороны должника, который пришел отдать долг.
И во-вторых, это не столь уж редкая в дни кризиса точка зрения, которую мне особенно приятно опровергнуть. Я обращаю свой голос против тех любителей и искателей Мира, кто весьма близоруко выбрал эту позицию чисто случайно. Этим нетерпеливым людям совершенно неважны всякие предварительные подробности – кто что сделал и был он прав или нет. Они вполне удовлетворяются утверждением, что грандиозное бедствие, именуемое войной, началось из-за некоторых или даже из-за всех нас и должно быть завершено некоторыми или всеми.
Этим людям глава, предваряющая событие, представляется не только сухой (а она и должна быть наиболее сухой частью истории), но также ненужной и бесплодной. Я хотел бы сказать этим людям, что они неправы; они неправы по всем статьям человеческого правосудия и преемственности истории; но особенно и сильнее всего они неправы по провозглашаемым ими же принципам арбитража и международного мира.
Эти искренние и возвышенные миролюбцы говорят, что граждане не должны более решать свои частные споры частным насилием, равно как и нации не должны в тех же целях прибегать к насилию общественному. Они говорят, что, раз уж мы перестали драться на дуэлях, то мы больше не нуждаемся и в войнах. В частности, они постоянно мотивируют свои мирные предложения тем фактом, что обычные граждане больше не мстят окружающим топором.
Но что предотвращает эту топорную месть? Если обычный гражданин отрежет голову своего соседа тесаком, что надо сделать? Должны ли мы все взяться за руки, как дети в хороводе, и сказать: «Мы все ответственны за это; давайте будем надеяться, что это не войдет в моду. Давайте будем надеяться, что придет счастливый день, и в нем не будет места отрезанию голов тесаками, и что никто и никогда ничем ничего не отрежет»? Должны ли мы сказать: «Что было, то прошло; незачем оглядываться назад – кому нужны скучные подробности, и кто знает, не было ли в отрезанной голове зловещих мыслей, из-за которых она и оказалась в зоне досягаемости тесака»?
Нет, мы так поступать не должны. Мы храним мир в частной жизни, выясняя факты и находя верный объект для наказания. Мы лезем в скучные подробности, мы ищем причины, мы тщательно расследуем, кто же нанес первый удар. В общем, мы делаем именно то, что и я хочу очень кратко сделать вот на этом листе бумаги.
Учитывая вышеизложенное, я уверен, что под всей грудой фактов скрыта правда, причем ужасная правда – правда о душе. Очевидно, что великая держава Германия ошибалась относительно Сербии, ошибалась относительно России, ошибалась относительно Бельгии, ошибалась относительно Англии, ошибалась относительно Италии. Но у такой систематической ошибки должна быть причина, и об этой коренной причине, из-за которой против Германии восстала половина мира, я скажу чуть позже. Она слишком всеобъемлюща,
I. Война слов
Трудно не заметить, что многих людей, признающих право на самооборону для британского меча и не испытывающих особой любви к свисту сабель у Садовой и Седана, терзают смутные сомнения. Они сомневаются в том, достаточно ли прилична и демократична Россия, особенно в сравнении с Пруссией, чтобы быть союзником либеральных и цивилизованных держав. Что ж, придется начать с вопросов цивилизации.
В этой дискуссии нам жизненно важно постигнуть суть происходящего, а не просто договориться о смысле тех или иных слов. Нет резона дополнять каждый аргумент дискуссии разъяснением, что значит или должно значить каждое отдельное слово. Но разъяснить, что же мы хотим сказать используемым нами словом, необходимо. Пока наш оппонент понимает, о чем мы говорим, не так уж важно для спора, те ли в нем слова, которые мы выбрали, или какие-то другие. Солдат не говорит: «Мне приказали идти в Мехлин, но я лучше пойду в Малин1». На марше с ним можно поспорить об этимологии и археологии, но важно, знает ли он, куда идет.
Точно так же, пока мы знаем, что данное слово значит в данной дискуссии, не так уж важно, что оно значит в других и весьма отличных от нашей дискуссиях. Мы имеем полное право сказать, что ширина окна равна четырем футам, даже если мы вдруг весело сменим тему, перейдя на крупных млекопитающих, и скажем, что у слона четыре ноги [4] [5] . Совпадение слова не существенно, если нет сомнений в разнице смыслов; никто и не подумает о слоне длиной четыре фута или об окне с хоботом и округлыми бивнями.
4
Немецкое и французское название бельгийского города Мехелен.
5
Foot – и мера длины, и нога (англ).
Крайне важно, чтобы была полная ясность в том, какой смысл сокрыт в двух или трех словах, являющихся но сути дела ключевыми для этой войны. Одно из них – «варвар». Пруссаки применяют его к русским, русские применяют к пруссакам. И те, и другие действительно имеют в виду нечто, существующее в реальности под этим именем или каким-то иным. Но и те, и другие имеют в виду разное. И если мы спросим, в чем именно кроется разница, мы поймем, почему Англия и Франция предпочитают Россию и почему считают Пруссию действительно опасным варваром, если выбирать кого-то из двух.
Начнем с того, что Пруссия пала гораздо ниже в своих низостях даже в тех делах, в которых три империи Центральной Европы пали приблизительно поровну – например, при разделе Польши. Английский писатель, предупреждающий об опасном росте российского влияния и пытающийся остановить войну, говорит, что между нами и союзом с Россией находятся поротые спины полячек. Но порка женщин одним австрийским генералом также имела место, за что его гоняли по лондонским улицам грузчики пивоварни «Барклай и Перкинс» [6] . Что же касается третьей державы, Пруссии, то ясно, что по сравнению с ее отношением к женщинам Бельгии старые порки выглядят пустой формальностью.
6
Речь идет об австрийском генерале Юлиусе Якобе фон Гайнау, подавившем венгерское восстание и действительно избитом за это во время посещения лондонской пивоварни в Сау-тарке.