Краткая история быта и частной жизни
Шрифт:
Тобиас Смоллетт, писатель и врач, страдавший чахоткой, перенес практику морских купаний в Средиземноморье. В Ницце он, к удивлению местных жителей, ежедневно ходил плавать. Один из очевидцев писал:
Им казалось очень странным, что человек, по-видимому изнуренный болезнью, купается в море, тем более в такую холодную погоду; некоторые врачи прогнозировали ему немедленную смерть.
Однако привычка купаться постепенно привилась, а книга Смоллетта «Путешествия по Франции и Италии» (1766) сыграла большую роль в становлении французской Ривьеры как популярного курорта.
Разнообразные мошенники тоже быстро сообразили, что на купании можно делать хорошие деньги.
Тем, чьи проблемы не удавалось решить с помощью водных процедур, Грэм предлагал терапию при помощи электрифицированной «божественной кровати» по цене 50 фунтов за ночь. Матрац кровати был набит лепестками роз и пересыпан специями.
К сожалению, Грэма несколько занесло на волне успеха, и он стал проповедовать настолько неправдоподобные вещи, что от него отвернулись даже самые преданные его сторонники. Одна его лекция называлась «Как прожить много недель, месяцев и лет без еды», в другой он гарантировал своим последователям «здоровую жизнь до 150 лет». Его претензии делались все более абсурдными, дела пошатнулись и резко покатились вниз. В 1782 году его имущество был конфисковано в счет долгов, и славе Джеймса Грэма пришел конец.
Сейчас Грэма принято изображать как нелепого шарлатана; разумеется, по большей части он и был таковым, однако следует помнить, что многие его предложения: холодные ванны, простая еда, жесткие кровати, настежь открытые окна, наполняющие спальню морозным воздухом, — вошли в жизнь англичан.
Люди постепенно привыкли к мысли о том, что ничего плохого не произойдет, если они будут время от времени мыться, так что старинные концепции личной гигиены были резко пересмотрены. Теперь розовая кожа и открытые поры больше не считались нездоровыми; напротив, укрепилось мнение, что кожа является прекрасным вентилятором тела: через нее выводятся двуокись углерода и другие токсические вещества, вдыхаемые человеком. Если же поры закупорены грязью, природные яды накапливаются в организме и приводят к опасным недугам.
Вот почему нечистоплотные люди — «толпа немытых», как выразился Теккерей, — так часто болеют: их убивают забитые поры. Один врач наглядно демонстрировал, как быстро слабеет и околевает лошадь, сплошь вымазанная дегтем. На самом деле проблема тут заключалась не в вентиляции, а в терморегуляции, тем не менее данный эксперимент был, безусловно, весьма поучителен.
Люди на удивление поздно стали мыться ради того, чтобы быть чистыми и хорошо пахнуть. Когда основатель методизма Джон Уэсли в своей проповеди в 1778 году сказал, что «чистота — это почти благочестие», он имел в виду чистую одежду, а не чистое тело. Впрочем, уважая также чистоту телесную, он рекомендовал «частое бритье и мытье ног».
Когда в 1830-х годах молодой Карл Маркс отправился учиться в колледж, заботливая мать дала ему строгие указания в отношении гигиены и особенно предписывала ему «каждую неделю растираться мочалкой с мылом».
К моменту открытия «Великой выставки» отношение к мытью явно начало меняться. На самой выставке было представлено свыше 700 разных сортов мыла и марок духов, что наверняка отражало уровень спроса. А два года спустя правительство наконец отменило старинный
Однако люди викторианской эпохи все-таки приучились мыться — главным образом потому, что это было время самоограничения и умерщвления всяческих плотских инстинктов, а водные процедуры были отличным способом укротить свой дух. Во многих дневниках описывается, как при утреннем умывании приходилось сначала сколоть лед с замерзшей воды, а преподобный Фрэнсис Килверт с удовольствием отмечал, как лед покрывал стенки его ванны и обжигал ему кожу, когда он мылся рождественским утром 1870 года.
Принимать душ было тоже непросто. Часто напор был слишком мощным, и купальщику приходилось надевать на голову специальную защитную шапочку, прежде чем шагнуть в душ, дабы струя воды не причинила ему слишком сильных ушибов.
Пожалуй, ни одно другое слово в английском языке не претерпело столько изменений, сколько их выпало на долю слову toilet. Изначально, примерно с 1540 года, это слово было уменьшительным от французского toile (особый вид льняного полотна) и означало некоторые мелкие предметы одежды и белья. Потом так стали называть льняную салфетку, покрывавшую туалетный столик, а потом и предметы, стоящие на этой салфетке (отсюда пошло слово toiletries — «туалетные принадлежности»).
Затем слово перешло на сам туалетный столик, потом на процесс одевания (ср. русское «утренний туалет»), потом так стали называть церемонию публичного переодевания в присутствии гостей или придворных. Со временем туалетом стали называть гардеробную, потом любую приватную комнату рядом со спальней и, наконец, уборную в современном смысле слова. Вот почему термин «туалетная вода» может означать и парфюмерное средство, и воду из туалета.
Слово garderobe, ныне считающееся устаревшим [81] , меняло значения почти так же часто. Составленное из французских слов garde («хранение») и robe («платье»), это выражение сначала обозначало кладовку, затем любую приватную комнату, затем (недолго) спальню и наконец уборную (privy). Впрочем, несмотря на последний термин [82] , отправление естественных потребностей далеко не всегда было приватным делом.
81
На современном английском языке гардероб называется wardrobe.
82
Privy — «частный», «приватный».
Римляне особенно любили совмещать этот процесс с беседой. В их общественных туалетах обычно имелось по двадцать и больше отверстий, располагавшихся интимно близко одно от другого; люди пользовались ими безо всякого стеснения — так же, как мы сейчас пользуемся соседними сиденьями в автобусе. Отвечая на неизбежный вопрос, сообщаю: перед каждым рядом сидений по полу проходила канавка с водой; чтобы подтереться, пользователи макали в воду губки, прикрепленные к палкам.
Даже в гораздо более поздние эпохи люди продолжали коллективно испражняться, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Во дворце Хэмптон-корт имелся «Большой дом для облегчения», вмещавший одновременно четырнадцать человек. Карл II, отправляясь в туалет, всегда брал с собой двух сопровождающих. В усадьбе Маунт-Вернон, доме Джорджа Вашингтона, сохранилась уборная с двумя сидениями, расположенными рядом.