Краткая история смерти
Шрифт:
— Трудно сказать, — ответил кто-то. — Но что-то там несомненно есть.
Облака были непривычной формы, словно резаные, но никто не знал, то ли это результат действия «пузыря», то ли высоко в атмосфере дует какой-то странный ветер. Слепой прислушивался к спорам. Кажется, недостает верхушки одного из небоскребов? У неба всегда был такой рыхло-синий цвет? Наконец
— Небо как будто немного полиняло, но никуда не делось. По крайней мере насколько я могу судить.
И тогда толпа начала рассеиваться. Когда слепой собрался уходить, кто-то постучал его пальцем по плечу. Он почувствовал слабый запах лаванды.
— Как поживаете? — Голос принадлежал женщине.
— Бывало и хуже, — ответил слепой.
— Вы меня не помните?
— Нет. Простите.
— Я Минни Ригс. Мы встретились после эвакуации. Вместе варили кофе и пекли оладьи.
— Правда?
— Хм… Вы, я и Лука Симс.
Лука Симс? Слепой ненадолго задумался:
— Газетчик.
— Да.
Он вспомнил дыхание газетчика — быстрое и нервное, похожее на биение сердца кролика, которого слепой однажды держал на коленях. Еще от одежды Симса исходил вяжущий запах чернил. И у него была раздражающая привычка брать слепого за руку всякий раз, когда они переходили дорогу. Больше ничего он не мог припомнить.
И все-таки слепой понимал, что Лука Симс ему нравится, хотя и неизвестно почему.
— Мое почтение вам обоим, — сказал он женщине.
Долго ли он стоял, перебирая обрывки воспоминаний? Как будто всего несколько секунд — или нет? Слепой подождал ответа, но женщина ничего не сказала, и он решил, что разговор окончен, и пошел домой по Парк-стрит и Эм.
Вернувшись, он открыл окно и прислушался к птичьей стайке, сидевшей на ближайшем дереве. Птицы свистели и переговаривались коротенькими, в одну-две ноты, песенками, а потом внизу проехала машина со сломанным радиатором, и они издали череду громких прерывистых криков. Пробежали дети, хлопая ладонями по стволу, и стая с внезапным плеском крыльев взвилась
В середине следующего дня исчез дом, в котором жил слепой. Он стоял в колоннаде, когда человек, который последние несколько часов обходил город по краю, заглянул туда и рассказал об увиденном. Исчезли еще несколько кварталов, сказал он и перечислил. Слепой узнал, в том числе, название собственной улицы.
Дом был на месте, когда утром он вышел. Слепой в этом не сомневался. Интересно, сколько времени успело пройти после его ухода?
Мимо проехала компания на роликах. Кто-то уронил резиновый мяч.
В доме не оставалось ничего, в чем бы он по-настоящему нуждался. Слепой всегда мог найти место для ночлега. Но неприятно было думать, что по крайней мере прямо сейчас ему некуда идти.
«Где ваша трость, молодой человек?» — спросила мать в тот день, когда слепого обидели соседские мальчишки. И он ответил: «Мне она больше не нужна».
Слепому уже давно казалось, что на улицах и в парке стало больше людей, чем когда бы то ни было раньше, но лишь теперь он понял причину. Город становился меньше, и они стягивались в центр, точь-в-точь как ветки и пена, затянутые в гигантский водоворот.
И наконец он понял, что происходит.
Когда стены сомкнутся и пузырь наконец лопнет, вот где наступит конец — прямо здесь, среди скамеек и шуршащих деревьев, через несколько дней или недель, и этого нельзя избежать. Они соберутся вместе на лужайке вокруг монумента, сколько бы тысяч их ни было в городе, и будут стоять плечом к плечу, слушать голоса друг друга и дышать единым дыханием. Будут ждать прихода той силы, которая вереницей повлечет их на следующую ступень, в тот далекий мир, где сломленные души в муках лишаются прошлого.