Краткая записка о странниках или бегунах
Шрифт:
Не входя в подробный разбор всех, взводимых раскольниками на церковь обвинений, я по совести должен сказать, что, если кто знаком с нашим сельским духовенством, тот не удивится, почему многие из членов этого духовенства внушают народу такое сильное к себе отвращение. Пословицы народные также это объясняют; «Поп дерет и с живого, и с мертвого», «поповские глаза завидущи, поповские руки загребущи», говорят пословицы. Корыстолюбие, пьянство, совершенное неуважение к собственному сану, полнейшее равнодушие к вере, изумительное невежество во всем, что касается раскола, грубое пренебрежение к мужику – вот что, к сожалению, довольно часто встречается в сословии сельского духовенства. Разумеется, есть исключения, и очень видные, но все же они редки и, главное, редко попадаются именно там, где бы они были нужны, то есть в местах, зараженных расколом.
Я посылал иногда раскольников более умеренных, чем другие, слушать проповеди в сельских и городских церквах некоторых уездов Ярославской и Костромской губерний.
В Ярославской губернии, по моему расчету, православных только 4-я часть народонаселения, несмотря на то, что по официальным документам раскольников считается только 12 тыс. Явных раскольников не так много, хотя и гораздо больше 12 тысяч. Знаменитый рассадник и притон страннической секты, село Сопелки, по официальным спискам значится православным. Чрезвычайно многочисленны тайные раскольники-лицемеры: из них некоторые, из уважения к их богатству, приглашены епархиальным начальством к исправлению должностей церковных старост в православных соборах, хотя никогда не исповедываются и не причащаются в православной церкви, строго придерживаются раскола и скрытно, богатством и влиянием своим, поддерживают раскол в народе. Затем есть еще значительное число жителей, еще не вступивших ни в какую особенную секту, но отвращающихся от православия. Эти последние, хотя, как сказано, и не принадлежат совершенно к расколу, однако не ходят в церковь и не принимают причастия в православной церкви; некоторые из них только исповедуются, некоторые и этого не делают; другие же прибегают иногда к исповеди и к причастию, но только в случаях опасной болезни и в страхе смерти.
По справкам, наведенным следственною комиссиею еще в 1850 году, в 14 приходах 1-го стана Ярославского уезда, из 17930 прихожан, бывших у исповеди и у Св. причастия, считалось только 4300, бывающих у одной исповеди 1180; остальные же не бывают ни у причастия, ни у исповеди. Когда, при производстве следствия в Ярославском уезде, я в первый раз узнал, что крестьяне, называя себя православными, уклоняются от причастия, и недоумевал, какие тому причины, – тогда один из них (крестьянин деревни Исакова, недавно перешедший в филипповское согласие) объяснил мне, что это все «колеблющиеся», из которых с каждым годом немало лиц отпадает в какую-нибудь раскольническую секту; что он сам долго был из числа этих колеблющихся, или – лучше сказать – равнодушных к православной церкви. На вопрос мой, отчего же происходит это равнодушие? – он чистосердечно отвечал: «От того, батюшка, что попы ваши стали народу уже чересчур не любы». Этот ответ даже подписан им и находится в подлинном деле.
Священники охотнее выбирают те приходы, где много раскольников, ибо раскольники платят щедро за то, чтоб они не преследовали их и записывали православными. Мне чистосердечно сознавались в этом сами священники; да и в подлинном деле можно найти много несомненных тому доказательств. Священники сельские знакомы с расколом гораздо менее всякого чиновника Министерства внутренних дел, имевшего дело с раскольниками. Не говоря уже о том, что всякий начитанный раскольник загоняет в споре любого сельского священника, часто невежество последнего (относительно истории и оттенков различных сект) лишает его возможности следить и изучать раскол на месте. Это происходит частью оттого, что все богатство материалов для изучения раскола в России сосредоточено в Министерстве внутренних дел, где дела о расколе производятся «секретно», «весьма секретно» и «совершенно секретно» и недоступны ни для ученого, ни для действующего духовного сословия.
Я сказал также, что в возникновении новых сект, в расширении пределов раскола участвует потребность умственной деятельности. Действительно, дичась просвещения, проповедуемого правительством, или вовсе лишенные возможности просвещаться свободно и безбоязненно, крестьяне, одаренные духовными талантами и жаждущие приложить свои силы к трудам умственным, при недоверии к обществу, правительству и духовенству, большею частою обращаются в раскол, представляющий им обширное поле для деятельности. Они покидают места своего жительства и бегут к раскольникам, в леса и пустыни, где находят особого рода общества людей ученых, то есть начитанных, обширные библиотеки, читателей, издателей, переписчиков и все пособия для свободного общения мысли и слова.
Один молодой, даровитый раскольник, дворовый человек, бежавший от помещика своего в Пошехонские леса, но впоследствии пойманный полициею, отвечал на вопросы о причинах побега почти теми же словами, какими говорит раскольническая песня:
Душа своей пищи дожидается,Душе надо жажду утолити,Потщися душу свою гладну не оставити.Так почти говорил и он, и никак не хотел верить словам чиновников земской полиции, что у него не просто душа, а душа крепостная и ревизская, которой по закону никакой духовной пищи и свободного просвещения не полагается.
Какие
Многие возражают, что разврат, сильно распространенный между раскольниками беспоповщинских сект, постепенная уступка соблазнам и выгоды житейские ослабляют силу раскола, как протеста. Это мнение справедливо, но мы уже представили доказательства, что, несмотря ни на разврат, ни на равнодушие к вопросам религиозным, число раскольников усиливается с каждым годом. Соблазн и разврат, с некоторым просвещением, действительно делают их равнодушными к вопросам о двуперстном или трехперстном сложении, о бороде и платье, – но это равнодушие не приводит их к соединению с православною церковью. Напротив того, расставшись с прежними верованиями и постоянно чуждаясь церкви сколько по привычке, столько же и потому, что духовенство не внушает им никакого к ней уважения, они становятся просто неверующими, сохраняя однако тот же союз между собою, те же отношения к правительству. Впрочем, примеры разврата, встречающиеся между раскольниками, не всегда доказывают неискренность их религиозных убеждений. Были случаи, что известные своим распутным поведением раскольники, при преследованиях правительства, делались ожесточенными и строгими фанатиками. Раскольник страннической секты Дементий Петров, проводивший жизнь, хотя и в бегах, однако довольно изнеженно и распутно, виновный даже в убийстве одного из сектаторов, будучи взят под стражу, решился оправдать себя во мнении своих собратий твердыми ответами перед судилищем антихристовым и, отвергая всякую пишу, довел себя до чахотки и умер. Другой раскольник, наставник секты Мокей Федоров, уже старик, взятый в кабаке с любовницею своею, странницею же, беглой крестьянкой, на допросе перед следователем также явил пример необыкновенной твердости в ответах.
Впрочем, если раскол исчезнет, породив в наследство себе – неверие, двоедушие, лицемерие, разврат и корысть, с отвращением к церкви и с недоверием к обществу и правительству, – выгоднее ли будет это для России? Можно ли будет тогда торжествовать одержанную над расколом победу?
Легко управлять стадом баранов, можно управлять обществом существ разумных, трудно и опасно управлять существами разумными, низведенными неверием и развратом на степень животных: ибо человек, не просвещенный никаким верованием, не обузданный никаким нравственным чувством, хуже и опаснее скота, руководимого по крайней мере инстинктом.
Какие же меры могут быть приняты против такого страшного зла? Рассмотрим сначала меры, предпринимаемые доселе правительством, то есть меры строгости, основанные на судебных решениях, меры полицейские, меры духовные, то есть приводимые в исполнение духовенством.
Я уже говорил, что строгость правительства породила в расколе, с одной стороны, фанатизм, с другой – лицемерие, подкупы и усиление доходов земской полиции и сельского духовенства.
«Церковь гонимая!». Как привлекательно это слово для раскольника, сколько исторических, отрадных воспоминаний пробуждает оно в душе каждого верующего христианина! «Быть в гонении, в страхе, в скрытии» – вот чем можно спастись «в настатие Антихриста», проповедует странническое учение, – и, буквально следуя этим внушениям, многие сектаторы живут «под скрытием» в своем собственном доме. Их никто не гонит – они сами сочиняют себе гонение. Я знаю многих странниц, дочерей довольно зажиточных, оброчных крестьян, о которых нарочно подавались объявления, что они в бегах, следовательно, подлежат преследованию правительства; между тем они оставались дома, скрываясь в тайниках родительских изб и находя для себя отраду сколько в исключении себя из общества антихристовых граждан, столько же в «стеснении, скрытии и гонении», когда никто еще тогда их не гнал и не преследовал! Впрочем, распространяться о том, что строгость в деле религиозных убеждений родит мучеников и фанатиков, я считаю излишним: это истина давно доказанная и признанная всеми.
Торгаши и промышленники Ярославской и смежных с нею губерний не очень расположены к мученичеству и фанатизму. Зато нигде нет столько разврата и двоедушия.
В предыдущих отделах объяснено уже, что большая часть жителей придерживается раскола тайно: крестя младенца в православной церкви, они потом перекрещивают его вновь по раскольничьему обряду или читают над ним «чин от ереси приходящих», тщательно смывая св. миро; они венчаются в православной церкви с тем, чтобы потом выдержать строгую эпитимию. Мне рассказывал ярославский преосвященный, что однажды, приехавши в город Романово-Борисоглебск, остановился он в доме соборного церковного старосты, богатого купца, и был очень удивлен, когда ночью, услыхав над своей головой чтение и доискиваясь причины, попал в горницу, где находилась раскольничья моленная и где какой-то раскольничий большак или наставник, по приглашению хозяина, совершал богослужение и «вычитывал из дому архиерейскую благодать!». Многие православные купцы с прискорбием указывали мне на то, что соборы большею частью заведываются старостами из тайных раскольников, которые удобно могут подменить образа и даже денежную казну употребить в пользу раскола. Нет сомнения, что подобное двоедушие дает новую силу расколу, доставляя ему таким способом связи и покровительство, и что примеры богатых лицемеров только развращают нравы простых и бедных раскольников, отчего и самый раскол становится вреднее и опаснее.