Крауч-Энд
Шрифт:
— Что, черт возьми, с тобой происходит? — орал он на нее. И Трент почувствовал, как в руку ему скользнула, точно маленькая холодная мышка, ладошка Лори, и он крепко сжал ее. — Неужели не понимаешь, что теперь скажут люди? Неужели не знаешь, какие сплетни разводят люди, особенно на факультете? Нет, Кэтрин, это просто выходит за рамки моего понимания! Вздумала комедию ломать, нашла время и место! — Мать не отвечала, лишь тихо и беспомощно плакала, и на секунду Трента против воли охватил приступ неукротимой ярости. Да к чему вообще ей понадобилось выходить за него замуж?.. Сама во всем виновата, вот и наказание за глупость.
Но он тут же устыдился этой своей мысли. Отбросил ее и обернулся в Лори. И с ужасом увидел, что
— Ничего себе вечеринка, да? — прошептала она и принялась вытирать слезы тыльной стороной ладони.
— Твоя правда, Килька, — сказал он и крепко прижал сестренку к плечу, чтоб плача ее никто не услышал. — Ладно, не переживай, все скоро образуется. Очень скоро.
Похоже, что Кэтрин Эванс (которая уже горько жалела о том, что сменила фамилию) все это время лгала своим близким. Приступ чудовищной невыносимой мигрени продолжался у нее не два дня, как она уверяла, но целых две последние недели. И все это время она почти ничего не ела и потеряла в весе пятнадцать фунтов. Она как раз подавала канапе Стивену Крачмеру, декану исторического факультета, и его супруге, когда вдруг вся кровь отхлынула у нее от лица, а перед глазами все помутилось и поплыло. Она качнулась вперед, задела и опрокинула полный поднос с китайским рулетом из свинины на новое дорогое платье миссис Крачмер, которая та приобрела у «Нормы Камали» специально к этому торжественному случаю.
Брайан и Лисса, услышав шум в гостиной, потихонечку прокрались на лестницу в пижамах — посмотреть, что там внизу происходит. Хотя всем им, всем четверым, папа Лью категорически запретил покидать свои комнаты как только начнется вечеринка. «Университетским людям ни к чему видеть детей на своих приемах, — коротко объяснил им Лью еще днем. — Они могут превратно это понять».
Но, увидев, что мать их лежит на полу и что вокруг столпились встревоженные члены факультета (миссис Крачмер среди них не было, та помчалась на кухню отмывать с платья пятна жира и соуса, пока они не въелись еще слишком глубоко), дети забыли о строгом запрете отчима и устремились вниз. Лисса рыдала, Брайан тихонько подвывал от страха. Лисса умудрилась оттеснить преподавателя с факультета Азии, бесцеремонно пнув его острым локотком в левую почку, и протиснулась вперед. Брайан, будучи двумя годами старше и весивший фунтов на тридцать больше, превзошел сестру: так сильно оттолкнул приглашенную читать лекции на осенний семестр дамочку профессора, походившую на пухлого младенца в розовом платьице и вечерних туфельках с острыми загнутыми вверх носами, что та отлетела и плюхнулась прямо в камин. Где и осталась сидеть в куче серого пепла, растерянно моргая глазами.
— Мама! Мамочка! — закричал Брайан. И затряс бывшую миссис Брэдбери. — Мамочка! Вставай!
Тут миссис Эванс шевельнулась и тихонько застонала.
— Ступайте наверх! — строго сказал Лью. — Вы, оба, живо!
Однако дети и не думали подчиняться. И тогда Лью положил руку Лиссе на плечо и начал сжимать пальцы, пока она не взвизгнула от боли. И смотрел при этом на нее страшными глазами, и на бледных его щеках проступили, точно нанесенные помадой, два круглых красных пятнышка.
— Я сам всем займусь, — прошипел он сквозь плотно стиснутые зубы. — А ты со своим братцем ступай немедленно наверх и…
— А ну убери лапы от моей сестры, сукин ты сын! — громко заявил Трент.
Лью — а вместе с ним и все гости, прибывшие как раз во время, чтобы стать свидетелями столь занимательного зрелища, — обернулись к арке, отделявшей гостиную от холла. Там стояли Трент и Лори — бок о бок. Трент был бледен, как и отчим, но лицо его поражало каким-то каменным спокойствием и собранностью. На вечеринке присутствовали гости — правда, их было
— Я хочу, чтоб все вы немедленно отправились наверх, — сказал Лью. — Все четверо. Вам здесь не место. Это вообще вас не касается.
Тут в гостиную вернулась миссис Крачмер, платье от «Нормы Камали» было совершенно мокрым спереди, но пятна исчезли.
— Отпусти Лиссу, — продолжал настаивать Трент.
— И отойди от нашей мамочки, — добавила Лори.
Теперь миссис Эванс уже сидела, прижав руки к голове и растерянно озираясь. Голова казалась ей раздувшейся, точно шар, она была полностью дезориентирована в пространстве и ощущала страшную слабость, но боль, терзавшая ее на протяжении последних четырнадцати дней, отступила. Она понимала, что сотворила нечто ужасное, огорчила Лью, возможно, даже опозорила его. Но в тот момент испытывала только облегчение — боль ушла. Раскаяние и позор придут позже. Теперь же ей хотелось лишь одного — подняться наверх, очень медленно — и прилечь.
— Вы будете наказаны за это, — сказал Лью, злобно глядя на своих пасынков, слова эти раздались в полной тишине, воцарившейся в гостиной. И оглядел всех четверых по очереди, словно оценивая степень вины каждого. И когда взгляд его остановился на Лиссе, девочка начала плакать. — Прошу простить за столь неподобающее поведение наших детей, — обратился он к гостям. — Боюсь, моя жена их несколько распустила. Им нужна хорошая английская нянька, которая…
— Ну и осел же вы, Лью! — сказала вдруг миссис Крачмер. Голос у нее был громкий, но не слишком мелодичный, и немного напоминал крик того самого животного, о котором она только что упомянула. Брайан вскочил, обнял сестру и тоже заплакал. — Ваша жена потеряла сознание. Вполне естественно, что дети встревожились.
— Вы совершенно правы, дорогая, — заметила лекторша в розовом, с трудом выбираясь из камина. Только теперь платье ее было уже не розовым, а серым от пепла, а пухлое личико перепачкано сажей. Лишь туфельки с загнутыми вверх носками сохранили прежний вид, правда, теперь как-то не слишком сочетались со всем ее обликом. Тем не менее она сохраняла полное спокойствие, точно с ней не произошло ничего экстраординарного. — Дети должны заботиться о своих матерях. А мужья — о женах.
Произнося эти последние слова, она смотрела прямо на Лью, но тот, похоже ничего не заметил. Он провожал взглядом Трента и Лори, которые помогали матери подняться наверх. Лисса с Брайаном тащились следом, точно почетная свита.
Вечеринка продолжалась. Инцидент был, что называется, исчерпан. Да и вообще, университетским людям было не привыкать к разного рода инцидентам: чего только не случалось у них на вечеринках! Миссис Эванс (спавшая не больше трех часов в сутки с того момента, когда муж объявил о предстоящем приеме) уснула тотчас же, как только голова ее коснулась подушки. А дети слышали, как болтает и хохочет внизу Лью, разыгрывавший роль гостеприимного хозяина. Тренту даже подумалось, что отчим, должно быть, испытывает сейчас облегчение — ему не приходится делать на людях непрерывные замечания своей нерасторопной и робкой, как мышка, жене.
И ни разу за весь вечер он не поднялся наверх — посмотреть, все ли с ней в порядке.
Ни разу. До самого конца вечеринки.
Наконец, когда за последним гостем затворилась дверь, он, тяжело ступая, поднялся сам и велел подниматься жене. Что она и сделала, послушно и поспешно, как поступала с того самого дня, когда совершила роковую ошибку, дав в присутствии священника клятву, что будет во всем подчиняться своему мужу.
Затем Лью заглянул в спальню Трента, находившуюся рядом, и окинул детей злобным взглядом.