Край
Шрифт:
Он подошел к разгоряченным доминошникам, с которыми обычно предпочитал здороваться издалека.
– День добрый, господа-товарищи!
– Здорово, коли не шутишь.
Он пожал мужикам руки. В нос ударили пары спиртов и резкий, хорошо выдержанный запах пота. Тальберга покоробило. Обходя всех по кругу, он едва не врезался в фонарный столб, на котором висел листок с заголовком «Информационный бюллетень». У листка отсутствовал низ, оторванный чьей-то грязной рукой.
– К нам переезжают? – кивнул на грузовик.
Ему ответил бородач
– Да хрен его знает, с полчаса как приехали. Мужик с галстуком там за главного, видать, важный хмырь из центра. Клещ и Пепел неделю на мели, разгружать подрядились.
– Ясно, – Тальберг перешел к самой сложной части общения с заядлыми доминошниками – попытке уйти невредимым: – Пойду, пожалуй. У меня дел по горло.
– Да какие там у тебя дела? Куда тебе идти? Садись с нами! Мы тебе место здесь найдем, – бородатый похлопал по скамейке подле себя. – Партийку для души.
Тальберг пожалел, что дал волю любопытству. Он мысленно чертыхался, проклиная доминошников.
– Домино не люблю.
– Посидишь за компанию, расскажешь новости с научного фронта, ты ж вроде в институте обитаешь?
– Мужики, мне вправду идти надо!
– Не спеши, успеешь, – Анатолий почесал бороду громадной пятерней. – Последнее предупреждение, а то можем и обидеться!
– Мне взаправду нужно домой, – сказал Тальберг.
Под недовольное ворчанье он направился к первому подъезду. Он шел вдоль дома и наблюдал, как грузчики, одного из которых, по-видимому, звали Клещом, а второго – Пеплом, через откинутый борт спускают с кузова серебристый холодильник с огромным мотором-компрессором, завязанным тряпкой, чтобы не болтался.
– Аккуратно, еще аккуратней, – командовал стоявший наверху, пока его товарищ в кепке-пирожке с большими раскрасневшимися ушами принимал груз внизу.
Ввиду худобы, принимающий испытывал трудности с удержанием на весу тяжестей. К тому же у холодильника постоянно открывалась дверца.
– Уронишь – прибью, – предупредил напарник. – За бой сам расплачиваться будешь.
– Если такой умный, иди и внизу стой.
– Пепел, не зли меня! Я слезу, ты уползешь!
Когда Тальберг проходил между грузовиком и домом, его окликнули:
– Димка! Ты?!
Пахнуло полузабытым студенческим прошлым. Тальберг узнал голос, не оборачиваясь.
– Точно! Димка! – невысокий лысеющий мужчина приветственно расставил руки.
Платон Талаев стоял прямо, словно аршин проглотил, и смотрел кристально голубыми глазами, по которым сходили с ума девушки всех курсов. За пятнадцать лет лицо стало круглее и солиднее, но в качестве компенсации лоб перерезали волны глубоких морщин. Идеально выглаженный галстук с черно-белым узором и костюм-тройка прятались под расстегнутой курткой с аккуратной меховой подкладкой. Платон и в студенческие времена не признавал другой одежды, кроме брюк с приталенным пиджаком, и с готовностью потратил бы на
Тальберг, напротив, не носил галстук, считая его самым бессмысленным предметом на свете. Он мог годами ходить в одном свитере, пока в нем не образовывались нескромных размеров дыры, но и тогда не решался выбросить вещь, с которой сроднился.
Они пожали руки. Тальберг неудачно схватился, и крепкая талаевская ладонь больно сдавила пальцы.
– Не ожидал тебя тут встретить, – сказал Платон.
Спинным мозгом чувствовалась неискренность в его словах. Наверняка заранее навел справки о соседях.
– Спортом занимаешься? – спросил он.
– Редко, – признался Тальберг. – Раз в год для сердца.
Он чувствовал неловкость, возникающую, когда видишь одноклассника или однокурсника через десяток-другой лет и не знаешь, о чем поговорить с уже чужим человеком. Остается обменяться дежурными вопросами «Как ты? Где ты?» и разбежаться по своим делам.
– Я здесь по работе, – сказал Платон, – поживу на ведомственной квартире, а там видно будет. Демидовича знаешь?
– Какого Демидовича?
– Котова.
Вспомнился рассказ водителя.
– Так это вы инспектировать приехали?
– Вроде того.
Тальберг искал повод сбежать от неловкого разговора.
– Ну, я… – он открыл рот, пытаясь сообщить, что спешит, но Платон бесцеремонно перебил:
– Пойдем к тебе в гости!
Тальберг растерялся. Ему хотелось прийти домой, поесть и отползти на диван, где вздремнуть часок-другой в полной тишине. Перспектива весь вечер развлекать Платона не радовала.
– Один холодильник остался, это недолго, – ошибочно истолковал его замешательство Платон. – Ребята занесут и пойдем. Буквально три минуты подожди, мигом организуем.
И он побежал в подъезд, чтобы проконтролировать Клеща и Пепла.
Тальберг остался на улице у красно-коричневой скамейки с оторванной спинкой. Увлеченность мыслями о краените прошла, и вернулось ощущение холода. Ожидать пришлось дольше, чем три минуты, и он перестал чувствовать пальцы на ногах. Мысленно проклинал Платона с его холодильником и бесцеремонностью и нервно поглядывал на часы – вот-вот отключалось солнце.
Наконец Платон вышел с грузчиками, расплатился и отпустил водителя грузовика.
– Пошли. Показывай дорогу!
3.
Платон шел следом и размышлял о том, что Тальберг не изменился. Такой же неразговорчивый, стеснительный, замкнутый, скованный в движениях и, как следствие, неконкурентоспособный. Его достоинства хороши по отдельности, но не приносят эффекта в сумме.
Платон смотрел в широкую сутулую спину Тальберга, пока тот неторопливо поднимался на третий этаж, держась за поручень и тяжело дыша. «Сдал старик, забросил спорт», мысленно позлорадствовал Платон, с легкостью преодолевая короткие лестничные пролеты.