Край
Шрифт:
— Так с блокпоста ведь тоже можно… — предположил Лузгин.
— С блокпостов не уходят, — сказал Воропаев. — Там если ушёл, то соседа подставил.
— Да, кстати, — не унимался Лузгин, — всё хочу спросить: откуда сведения, что солдаты бегут к партизанам? Может, просто дезертируют?
— Есть и такие, — спокойно согласился Воропаев.
— Таких очень мало, — сказал старший лейтенант. — Очень мало.
— Откуда знаете-то?
— Да знаем, знаем, — усмехнулся Коля-младшой.
— Нам ли не знать, а, командир? — Водитель Саша оскалился из-под усов, повернувшись всем корпусом вправо.
— За дорогой следите, ефрейтор.
Дальше ехали молча. Воропаев совсем задремал, Лузгину хотелось курить, но другие не курили, и он подумал: они что, совсем в машине не курят, только снаружи, в случае обстрела? Он закрыл глаза и тоже на
— Алексей, — спросил Лузгин, усевшись прямо, — ваша рота принимала участие в летних боях?
— Конечно, — ответил Елагин.
— Это правда, что тогда исход сражения решили партизаны с гранатомётами? — Что за язык, ругнул себя Лузгин: «принимала участие», «исход сражения»… Ты опять интервью берёшь, Вова?
— Да чепуха собачья. — Старлей отклонился, стал шарить в кармане бушлата, и Лузгин с облегчением понял, что Елагин сейчас закурит, и он тоже сможет закурить. — Ну были смертники, никто не отрицает: встанет из травы и ахнет метров с десяти. Танков штуки три, наверное, сожгли за всё время.
— А почему так мало?
— Так дураки, блин, дураки. Кумулятивных почти не было, так они осколочными, блин, а толку-то, одно геройство…
— Храбрые были ребята, — сказал Воропаев.
— А толку-то, что храбрые? Уж если ты храбрый, бери взрывчатку и под танк, как Слесаренко.
— Какой Слесаренко? — Лузгин вздрогнул.
— Да был там мужичок, из добровольцев.
— Старый, нет? — спросил торопливо Лузгин.
— Ну лет за тридцать или около.
«Неужели сын!» — предположил Лузгин и сам себе ответил: «Вряд ли». Старший Слесаренко давно в Москве, в крутых верхах и конечно же вытащил сына отсюда, как это сделали многие. Барские квартиры в Тюмени нынче продавались за гроши, да только их никто не покупал — не было грошей, а самозахваты пресекались на корню: посланники цивилизации оберегали святое право собственности. Но с балконов никого больше не выбрасывали, и вообще с приходом эсфоровцев в городе стало намного спокойнее. Жёсткий паспортный режим очистил подвалы и улицы, разбогатевшая шпана уже не куролесила на джипах. Исчезли наркотики, а вместе с ними и те, кто торговал и покупал. И никто ни разу не спросил открыто, куда это всё подевалось: шпана, бомжи, наркоманы, ловкие квартирные грабители… Поговаривали о спецлагере в Тарманах, где «контингент» лопатил торф для старой ТЭЦ, о якобы затопленной в Андреевском озере барже. Последнему Лузгин не верил — не было барж на Андреевском озере. Но люди в магазинах говорили со светлыми лицами: вот, смотрите, сумели же справиться! Вот и сейчас, пока Лузгин барахтался в воспоминаниях по касательной, старлей Елагин рассказывал ему про летние бои, про «духовские» танки, остановленные в полях Приишимья отнюдь не подвигами партизан, а налётом эсфоровской авиации, раздолбавшей танки с поднебесья бомбами с лазерным наведением.
— Она как даст ему сверху в башню, — восторженно иллюстрировал старлея Воропаев, — он как подпрыгнет и как в облаке сразу таком, потом оттуда огонь или башня летит… Во техника! Один налёт, и всех перекокали к едрене матери, а мы там месяц пятились, ничего сделать не могли.
— А чё ты сделаешь? — сказал водитель Саша. — Три пушки на три километра по фронту, и те без снарядов.
— Да были же снаряды, были! — возмутился Коля-младшой. — Какого хера они в первый же день весь боекомплект с дистанции в два километра расхерачили? А бздели просто, бздели подпустить!
— Спокойней, Воропаев, — сказал старший лейтенант.
— А почему эсфоровцы вмешались? — спросил Лузгин. — Они же старались не вмешиваться.
Елагин пожал плечами:
— Там ведь тоже не сплошные дураки. Поняли, наверное, что надо останавливать.
— А то как же алюминий америкашкам вывозить, если «духи» дорогу возьмут, — ехидно сказал Воропаев.
— Американцы свой алюминий из Красноярска через Владивосток вывозят, — поправил его старший лейтенант. — Тут Европа вмешалась.
— Хар-рашо она вмешалась, — мечтательно вздохнул водитель Саша. — Любо-дорого было смотреть.
Вот так и рушится, подумал Лузгин, очередная красивая сказка. Народ-то в Тюмени по-прежнему
— Вы для какой газеты писать будете? — спросил его Коля-младшой.
— Для «На страже», — ответил Лузгин.
— А-а, — непонятно сказал Воропаев.
Придумали название, про себя съехидничал Лузгин. Чего на страже — инвестиций? Страны, которой как бы нет?
— Ялуторовск, — сказал водитель. — Как там наши, интересно…
Лузгин догадался, что речь шла о раненых, увезённых вперёд второй «пешкой», и тут же увидел её, выползающую на дорогу из-за бетонных глыб блокпоста. Мимо Лузгина проплыл поворот дороги в город, там в глубине перспективы торчал ещё один блокпост, возле здания бывшего сель-хозучилища, где тыщу лет назад юного корреспондента Лузгина кормили задарма котлетами в местной столовой, облицованной синей, туалетного образ кафельной плиткой, и где он не бывал с тех пор ни разу и сейчас непонятно зачем сожалел, что они едут мимо и дальше.
3
Посёлок Новая Заимка лежал направо от шоссе, темнел узкими крышами; там были станция и лагерь эсфоровцев, охранявших железную дорогу.
Дерьмо это была, а не охрана, рассказывал соседу Воропаев, и если б «духи» возжелали просто пакостить, а не грабить составы по-крупному, с десятками грузовиков и сотнями людей, то каждый день взрывали бы дорогу, как хотели. Но здесь ведь не Чечня, говорил Воропаев, здесь «духи» воюют за «хабар»: налетают, берут, уходят. И летом с танками послал их кто-то умный, совсем не террорист, и шли они не жечь, не резать, не давить — шли перекрыть железную дорогу, осесть на ней прочно и устроить нечто вроде собственной таможни, где без стрельбы и драки брать своё, не больше половины, и только то, что нужно, другую половину грузов оставлять целёхонькой, а, скажем, щебень, бурильные трубы и комбайны пропускать и вовсе без поборов. «Ну зачем им, блин, комбайны в кишлаках», — весело разъяснял Воропаев. А их «не поняли», устроили побоище, и теперь по степям и лесам загуляли «идейные», что воевали ради мести, ради драки, под знаменем освобождения от русского гнёта местного нерусского населения. «Духи» же не идейные, а простые нормальные «духи» — грабители со своими громоздкими караванами грузовиков, — никак не могли миновать блокпосты на дорогах, но в лоб атаковали редко, пытались взять измором, стояли табором в пределах прямой видимости, обычно на окраине деревни, где блокпосты на выезде и въезде, а сбоку пусто, и ежели земля сухая, то можно подойти полевыми дорогами. «Духи» лепились к деревням ещё и по соображениям безопасности: мол, если вы нас обстреляете, то и мы обстреляем деревню. Каждый день посылали переговорщиков, грозили и упрашивали, но взятки предлагали редко: у «духов» было до черта людей и оружия, но денег не водилось — по ту сторону границы давно воцарился натуральный обмен и грабёж. Иногда караваны снимались и уходили без боя, иногда прорывались лесными дорогами, где их поджидали партизаны, а ближе к «железке» — вертолёты эсфоровцев. Иногда просили дать бензин или штурмовали нефтебазы, чтобы залить опустевшие баки грузовиков и убраться восвояси до следующего похода за «хабаром».
Про «духов» нормальных Воропаев говорил беззлобно, даже с жалостью. По ту сторону границы мыкались в степях сотни тысяч людей, выдавленных с юга фундаменталистами, и части бежавших на север разгромленных правительственных армий, у которых «духи» и разжились танками и грузовиками. А быть может, полагал Воропаев, именно бывшие военные и сколотили банды моджахедов: уж в танках-то сидели точно не дехкане, да и в поле «духи» дрались хорошо, по-уставному, зарывались в землю как кроты за пять минут, если их прижимали огнём. С «идейными» Коля-млад-шой и вся елагинская рота ещё не сталкивались, знали только, что «идейные» в плен не берут. Впрочем, партизаны их не брали тоже. Воропаев как-то раз был по наряду в составе «летучки» — мобильного бронеотряда с базой под Иши-мом, в районе санатория. «Летучка» выезжала по наводке блокпостов, когда «духи» решались на обходной прорыв, и вот в соседнем с Ишимом Казанском районе, уже приграничном, наткнулись в лесу на остатки колонны. Партизаны взяли её по науке, подбив на узкой просеке головные и хвостовые машины. Вокруг машин там и сям понавалено было немало, земля вся гильзами усеяна, а чуть подальше, на свободной части просеки, уже лежали рядами, лицами вниз…