Крайние меры
Шрифт:
Хотя погодите-ка. Это ведь все еще оставалось ее конечной целью – заставить его увидеть в ней женщину, желанную женщину, достойную мужского внимания. Возможно, весь этот спектакль заставил его увидеть ее с другой стороны. Но достаточно ли этого?
Когда этот план разрабатывался, он был основан на том, что мужчины, предположительно, подвержены ревности. Это произошло в унылый дождливый день, слишком ненастный, чтобы выходить на улицу. Дэниели его друг Филипп Хартвелл расположились на диванах в гостиной, отчаянно скучая и мечтая хоть как-то развлечься. Поскольку заняться им было нечем, они снизошли до ее компании, что было необычно, поскольку Лидия была на пять лет младше Дэниела, то есть надоедливой младшей сестренкой. Они разговаривали о бале у Эрскинов, о том, с кем,
Это признание только сильнее их раззадорило. Они умоляли сказать его имя, но она отказалась и вскоре пожалела о том, что не удержала язык за зубами. В конце концов они перестали ее дразнить, особенно Дэниел, которого, похоже, серьезно озаботила возможность того, что сердце его сестры может быть разбито. Молодые люди начали давать советы, как можно привлечь внимание этого безымянного джентльмена, но все это казалось ей довольно унизительным, и она в массе своей пропускала их слова мимо ушей.
До того самого момента, когда они предложили заставить его ревновать. Это показалось ей более разумным подходом, там более что они привели в пример несколько литературных произведений, в которых ревность подстегивала сюжет. По мере приближения бала у Эрскинов Лидия стала сильнее волноваться о состряпанном ими плане, но идея о ревности как средстве привлечь внимание джентльмена все еще казалась ей правильной. Поразмыслив, она решила пока не отказываться полностью от изначального плана.
Она увидела, как лорд Теннисон возвращается за соседний столик с тарелкой еды. Высокий, стройный и довольно подтянутый для своего возраста – как минимум тридцати пяти лет – он был темноволосым и темноглазым мужчиной, с четкими и резкими чертами лица, глазами, прикрытыми тяжелыми веками, чьи губы чаще всего были изогнуты в соблазнительной усмешке. Лорда Теннисона считали опасным человеком, он обладал сомнительной репутацией и слыл бесчестным в отношении женщин. Тем не менее он был известен в свете как повеса с большим количеством побед над благородными дамами, которых, очевидно, к нему влекло. Он был все еще красив своеобразной красотой, отражающей его утомление окружающим миром, но Лидии он ничуть не нравился. Его темная, смуглая внешность была полной противоположностью золотой красоте Джеффри. Однако она назвала именно его, так что вполне могла воспользоваться этим обстоятельством.
Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Он остановился, удивленно поднял бровь и в итоге тоже ей улыбнулся.
– Мисс Беттридж, вы сегодня вечером просто восхитительны.
Его взгляд мгновенно опустился на ее грудь, которая, похоже, этим вечером вызывала необычно много интереса. Лидия была не против, что ее фигурой восхищаются Джеффри или даже другие джентльмены, с которыми она сегодня танцевала, но от наглого оценивающего взгляда лорда Теннисона ее стало не по себе и очень захотелось подтянуть корсаж повыше, но в итоге она решила, что довольно низкий вырез сослужит ей хорошую службу в достижении поставленной цели. Когда Теннисон вновь посмотрел ей в глаза, она еще шире улыбнулась, чуть наклонилась вперед, давая ему лучший обзор, и похлопала ресницами. Раз, два, хватит. Она надеялась, что выглядит искусительницей, а не дурой:
– Благодарю, милорд. Вы очень добры.
Он пристально посмотрел на нее с таким жаром, что Лидия внезапно поняла, почему так много женщин поддались его чарам. Одним лишь взглядом он заставил ее ощутить, будто касается ее самым шокирующе интимным образом, но если другие, более искушенные, женщины, вероятно, были бы рады такому взгляду, Лидии он вовсе не понравился. Однако,
– Доброта не имеет к этому никакого отношения, – лениво протянул он. – Я лишь констатирую факт. Послушайте, кто-нибудь уже пошел за вашей едой? Или вы окажете мне честь, позволив сделать это для вас?
– Кто-то уже это сделал, Теннисон.
Лидия не слышала, как подошел Джеффри, но момент был просто идеальный. Его сердитое выражение лица было обнадеживающим знаком. Она лучезарно улыбнулась и обратилась к лорду Теннисону:
– Благодарю за заботу, милорд. Возможно, в другой раз.
– Буду ждать с нетерпением, – насмешливо взглянув на Джеффри, ответил тот и направился обратно к миссис Водсворт.
Джеффри поставил перед Лидией тарелку и сел рядом. Его хмурое выражение лица было одной из самых милых вещей, которые ей доводилось видеть. Он действительно ревновал. По крайней мере, она на это надеялась. Может, он просто сердился и чувствовал необходимость защитить сестру друга?
– Черт, Лидия, вы действительно хотите, чтобы это негодяй стал за вами ухаживать?
– Я же уже сказала. И должна заметить, мистер Данфорт, что ваша кислая мина ничуть не показывает, что вы за мной ухаживаете, что, позвольте напомнить, входит в наш план.
Он устало пожал плечами.
– Вы правы. Я не должен выходить из роли.
– Пожалуй, план работает, вам не кажется? Видели, как он на меня смотрел?
– Гм, как я мог не заметить? Но видели бы вы, как на вас смотрела Юджиния Водсворт. Вы не чувствуете кинжалов в спине?
Лидия рассмеялась.
– Вы думаете, она ревнует? Ко мне? – Ей польстил и придал уверенности тот факт, что красивая и популярная в свете вдовушка могла рассматривать ее как соперницу.
– Очевидно, ревность – основная тема сегодняшнего вечера, – пробормотал он.
«Все лучше и лучше», – подумала Лидия. Все шло по плану. Во всяком случае, по измененному плану.
– Что ж, меня не особо волнует миссис Водсворт, – небрежно отмахнулась она. – Моя цель – лорд Теннисон. Если помните, мы должны заставить ревновать его.
Джеффри оторвал взгляд от другой пары и вновь обратил все свое внимание на Лидию, одарив ее такой соблазнительной улыбкой, что она почувствовала, словно купается в теплом меду. Слава богу, она в этот момент сидела.
– Я не забыл. Давайте продолжим представление. Могу я предложить вам что-нибудь из еды?
Только сейчас она заметила стоявшую перед ней тарелку. Помимо кусочков ветчины, пирожков с омарами и маринованного манго, там лежала горка маленьких клубничек.
– О, клубника! – Лидия запихнула ягоду в рот, и это было лучше любых сладостей. Она закрыла глаза, наслаждаясь вкусом, подозревая, что могла даже застонать от удовольствия. Когда она открыла глаза, Джеффри пристально смотрел на нее с выражением, которое она не смогла сразу определить. Могло ли это быть… желание? Внезапно у Лидии перехватило дыхание. Она взяла с тарелки вторую ягоду, но почему-то никак не могла поднести ее ко рту.
– Я вспомнил про клубнику, – сказал он, вглядываясь ей в глаза.
– Что?
– На пикнике в доме вашей тети в Ричмонде вам практически стало плохо от того, что вы объелись дикой клубникой. Вы упали на спину на одеяло и сказали, что нет лучшего способа умереть.
Ее сердце забилось в груди чуть сильнее.
– Вы…вы это помните?
– Конечно. Вы выглядели такой очаровательно… довольной.
Джеффри взял ее за руку и поднес ягоду к губам Лидии. Когда она взяла ее, то случайно коснулась губами его голых пальцев, поскольку он снял перчатки перед ужином, и на мгновение вкус его кожи пересилил даже вкус клубники. Он пристально наблюдал, как она ест ягоду, а потом облизывает губы, чтобы не упустить ни толики вкуса. Она смотрела, как он наблюдает за ней, и, когда на мгновение их взгляды встретились, ощутила между ними какую-то новую связь, нечто более глубокое, полное взаимопонимание, овеянное сладким ароматом спелой клубники. Все это казалось таким правильным и очень настоящим – по крайней мере, для нее.