Крайняя мера

Серова Марина Сергеевна

Крюков прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Самые худшие его подозрения начали сбываться. Теперь оставалось только потянуть за ниточку и выудить из Киски максимально полную информацию.

— Что значит «я ни разу его в глаза не видела», — медленно проговорил он.

— Ну, как…

Фраза, которую выбрала Киска, была крайне неудачной. Разумеется, будь Киска в трезвом уме, она никогда бы так не сказала. Ведь эти неосторожно брошенные слова четко давали понять, что какое-то представление об этом человеке она все же имела.

— Федька ведь

приезжал сюда в мое отсутствие, верно? — продолжал Николай. — Именно поэтому я уволил домработницу, которая мне об этом не доложила! Я думал, что он наведывался сюда просить у тебя денег. Ты давала ему хоть сколько-нибудь, отвечай!

— Нет, Коля! — закричала Киска, прижав руки к груди. — Ни копейки, поверь мне!

— Тогда зачем он сюда мотался? — жутким шепотом процедил Крюков. — Что ты знаешь о его делах? Кто с ним контачил?

Киска в ужасе прикрыла рот рукой. Но пути назад уже не было.

— Хочешь, я сейчас скажу, что с тобой будет, если ты попробуешь соврать? — глядя ей прямо в глаза, спросил Николай.

— Нет! — завизжала Киска, запрыгнув на диван с ногами. — Я все, все расскажу, только перестань так на меня смотреть!

Она скорчилась на покрывале, подогнув колени к подбородку, и перевернулась на бок, спрятав лицо в подушку. Одним толчком Крюков заставил ее подняться и, развернув к себе лицом, приказал:

— Говори!

Киска зажмурила глаза и начала быстро-быстро рассказывать, то и дело всхлипывая:

— Федя приезжал сюда, чтобы встретиться со мной. Просто меня попросил об этом один человек, а у Феди не было работы, а денег ты приказал ему не давать, а он очень просил взаймы, а я…

— Короче! — тряхнул ее за плечи Крюков. — Кто хотел выйти через тебя на моего брата и какое у него было к нему дело?

— Да Жоржик это, — прохрипела Киска. — Ты его знаешь наверняка…

— Какой еще Жоржик, мать твою! — разъярился Крюков. — Ты можешь внятно излагать или нет? Может быть, тебе немного помочь?

— Нет! — заорала Киска.

— Ты ведь была в соседней комнате, когда нам пришлось разбираться с человеком, который тебя обидел. — Николай продолжал буравить ее глазами. — Ты помнишь, как он тогда кричал?

— Да, да!

— А помнишь, что я тебе сказал, когда мы закончили и машинки стали развозить по разным частям города то, что от него осталось?

— Т-ты сказал, что есть вещи, которые нельзя простить… и еще… что за все надо платить по цене проступка, по тем результатам, которые за ним последовали… И еще про предательство, — всхлипывая, бормотала Киска. — Что это самый страшный проступок, за который есть только одна цена…

— Правильно, — кивнул Крюков. — И вот сейчас я начинаю бояться, что ты совершила неправильный поступок. Это плохо, но простительно. А вот когда человек ошибается, а потом пытается скрыть свою ошибку и обмануть — тут уже прощать как бы и нечего…

— Я все поняла, Коля. — Киска говорила очень быстро и очень серьезно. — Я все тебе по порядку расскажу. В общем, Жорж —

это кадр из конторы Усова. Контора по досугу, помнишь? Мы с тобой еще на их открытии присутствовали, у них там еще фонтанчик с шампанским… А Жоржик — это такой с усами. Он к женщинам по вызову ездит, специализируется на дамах в возрасте. Особенно инвалиды его любят, вот Тамара Сергеевна Самсонова очень его хвалила Жанне Шерстяковой и еще…

— Усова помню, фонтан не помню, Жоржа не помню, — проговорил Крюков. — Ну и при чем же тут Федор? Говори, говори, не бойся.

— В общем, я рекомендовала этого самого Жоржа кое-кому из своих знакомых. У моих подруг всякие озабоченные тетушки и бабушки, и, чтобы они в семейные дела не лезли, им дарили время от времени вот такое утешение в виде Жоржа за умеренную плату. Жорж звонил как-то, благодарил… А недавно позвонил снова и попросил связать его с Федором, — говорила Киска, глядя умоляюще в холодные и безжалостные глаза Крюкова.

— И ты это сделала без моего ведома? — полуутвердительно-полувопросительно произнес Николай. — Но почему меня нельзя было предупредить?

— Ты сам запрещал мне вникать в дела Федора. — Киска не упустила момент упрекнуть Николая. — Говорил, что это до добра не доведет. А тут появилась возможность помочь человеку. Жорж говорил, что кое-кто заинтересован в Федоре и для него есть непыльное и прибыльное дело. Ну, и когда Федя позвонил, я дала ему телефон Жоржа. А потом Федя как-то раз приехал, сказал, что просто так — а ведь ты не запрещал ему вообще у нас появляться, правда? А вскоре после его прихода заехал Жорж, и они вместе сидели в гостиной минут пятнадцать. Вот и все…

— Давайте кое-что уточним, — предложила я. — Вы не возражаете, Николай?

— Разумеется, нет, — с холодной яростью в голосе проговорил Крюков. — Вы можете задавать любые вопросы, и гарантирую, что она вам ответит.

— Хорошо, — кивнула я. — Так вот, мне хотелось бы знать, когда это произошло. Дата звонка, дата встречи. Можете вспомнить?

— К-календарь надо, — жалобно пропищала Киска. — Ты отпустишь меня, Коля?

Крюков разжал руки, и Киска чуть не свалилась на пол, лишившись опоры. Она медленно опустилась на колени и, выудив из-под дивана «Космополитен», вытряхнула из него календарь, который использовался в виде закладки. Найдя на полоске бумаги, усеянной обведенными красной ручкой числами, она ткнула пальцем в один из таких кружков и уверенно проговорила:

— Двадцать второго сентября я позвонила Феде и сказала, что у Жоржа для него есть работа. А приезжали они сюда позавчера.

— Двадцать первого тебя встретили в подворотне, и покушение не удалось, — обернулась я к Мите. — Двадцать второго Жорж звонит Феде. Четвертого октября тебя пытаются убрать во второй раз, а пятого Федя с Жоржем встречаются. Наконец, третья попытка предпринимается седьмого октября. Что-то уж много совпадений.

Митя Корнелюк лишь со значением вздохнул и покачал головой: