Крайняя мера
Шрифт:
Сесил едва заметно кивнул. Грэшем с насмешливой улыбкой поклонился в ответ и вышел из комнаты. Со стороны его манеры казались легкими и небрежными, но как только Уайтхолл скрылся из виду, он в изнеможении прислонился к первой попавшейся на пути стене и сделал глубокий вздох, первый за прошедший час.
Грэшем сам не знал, что заставило его вспомнить о туннеле, упомянутом в разговоре с Фрэнсисом Трэшемом. Заговорщики попытались прокопать его от дома, который на время сняли, но отказались от этой мысли, когда в их распоряжении оказался погреб под палатой лордов. Возможно, все объяснялось простым любопытством, а может быть, Генри понимал, что потайной туннель, прорытый до стен палаты лордов, впоследствии может стать причиной всяческих неожиданностей, и чтобы не искушать судьбу, просто необходимо каким-то образом закрепить этот
Попасть в дом заговорщиков оказалось легче, чем предполагал Грэшем. Первые волнения уже улеглись, и беспечный часовой беспрепятственно пропустил роскошно одетого господина вместе со слугой, тем более что Генри с небрежным видом упомянул имя Сесила со всеми его титулами. Грэшем не надеялся найти что-либо достойное внимания. Так, жалкие попытки любителей, возомнивших себя горняками. Шахтный ствол они обнаружили под полом. Несмотря на то что горняки старательно уложили доски на место, на них осталось множество царапин и трещин.
Манион уговаривал Грэшема не заходить в туннель, но Генри не обратил внимания на причитания слуги и, раздевшись до пояса, пополз по проходу, оказавшемуся на удивление просторным. Он сразу определил, что на работу любителей это не похоже. Простой, но надежный деревянный каркас поддерживал крышу туннеля, в конце которого был вырублен отсек, где в колодце глубиной семь или восемь футов хранился порох. Колодец сделали в старом фундаменте, толщина которого, послухам, составляла около двенадцати футов. Все было продумано до мелочей. Фонари, трут, кремень и запал лежали рядом в ожидании человека, который придет взорвать шахту. Грэшему удалось отыскать следы людей, работавших в туннеле. Между двумя бочками застряло полотенце, не представляющее собой ничего особенного. Такие обычно подают за столом гостям, чтобы вытереть руки. Но в его верхнем углу красовался вышитый герб Перси. Генри знал, что в графстве Нортумберленд горняки работают обнаженными и иногда даже снимают набедренные повязки, но обматывают вокруг головы полотенце, чтобы пот не разъедал глаза. Вероятно, горнякам выдали полотенца из Сайон-Хауса. Грэшему доводилось работать с горнорабочими в Нидерландах, вот почему он принялся тщательно изучать древние камни на кладке фундамента. Люди, проходящие сквозь камень, любят оставлять на нем метки. Вскоре он отыскал надпись, нацарапанную на камне киркой: «Во имя Господа и Г.П.». Буквы «Г.П.» были инициалами Генри Перси. Вероятно, девятый граф преднамеренно нанял для работы католиков, а может быть, даже намекнул старшему из них о назначении шахты.
Конечно, о многом Грэшем догадался сам, но Сесил ничего не стал отрицать. Увидев готовую шахту, Генри понял, что Гай Фокс является тройным агентом. Именно Фокс руководил работами в первом туннеле и доставил порох в погреб, а потом вел за ним наблюдение, и именно ему пришлось заниматься шахтой и довести дело до конца. Ясно, что без Фокса здесь не обошлось.
Грэшему вдруг пришло в голову, что мистер Фокс собирается произвести с Сесилом весьма интересный обмен.
За Фоксом пришли в полночь и, грубо растолкав, выволокли из уютной и теплой камеры и потащили в подземелье Белой башни. Он не мог понять, что случилось, а угрюмые тюремщики не отвечали на вопросы. Фокс знал, что иногда заключенным показывают дыбу, одного вида которой достаточно, чтобы сломить волю человека. Однако, когда тюремщики молча привязали его ремнями к жуткому сооружению, эта надежда угасла.
В жизни Фокса не было ничего ужаснее дикой боли, которая растекалась по всему телу, убивая рассудок. Нет слов, чтобы описать страшные мучения жертвы, вопли которой разносятся по подземелью, а потом, когда человек лишается чувств, вдруг затихают, чтобы через несколько минут зазвучать с новой силой. Потерявшего сознание Фокса не сняли с дыбы, а лишь вылили на истерзанное тело ведро грязной воды и подождали несколько минут, пока он придет в себя. Боль стала еще невыносимее, и Фокс с трудом соображал, что происходит. Одно он знал точно: дыба искалечила его тело и сломила дух. Даже если удастся выжить, он никогда не сможет ходить и стоять на ногах, как здоровый человек.
Перед Фоксом, как в тумане, маячило дьявольское лицо Сесила.
— Очень
Сесил вышел из камеры пыток, и вслед ему еще долго неслись дикие вопли Фокса.
После этого Сесил и Гай Фокс встретились с глазу на глаз всего один раз. Фокса бросили на жесткую койку, словно тряпичную куклу, и Сесил вежливо попросил тюремщика вправить заключенному искалеченные руки и ноги. Милорд терпеливо ждал, пока тюремщик закончит порученное дело, не обращая внимания на вопли и рыдания несчастной жертвы. Терпения у главного советника короля хватало всегда. Наконец в глазах Фокса промелькнул проблеск сознания.
— Ты, разумеется, понимаешь, что должен умереть?
Фокс, сделав усилие, кивнул.
— Следовательно, дело не в том, умрешь ты или нет, а в том, как это произойдет. Можно устроить тебе еще одно свидание с дыбой. — При этих словах по телу узника пробежала дрожь. — Разумеется, в наших силах облегчить твою участь и сделать казнь быстрой.
Приговоренных к повешению с последующим извлечением внутренностей и четвертованием сначала вешали, затем вырывали внутренности и только потом четвертовали. Если заключенный делал признание, которое от него требовали, и был готов умереть так, чтобы порадовать толпу, не доставляя особых хлопот палачу, его оставляли болтаться на виселице до тех пор, пока он не умрет или не потеряет сознание. Потом казнь доводили до конца. Непокорных узников снимали с виселицы, как только у них на шее затягивалась петля, и отдавали в руки палачу, предоставляя возможность в полной мере насладиться его обществом.
— Давай подумаем, что выбрать: дыбу и отрезанный язык, дабы не наговорить лишнего, принимая долгую и мучительную смерть, или кончину скорую и легкую? Разумеется, в этом случае придется предстать перед судом, где, как и во время казни, тоже можно выболтать то, что не предназначено для посторонних ушей. Однако для Гая Фокса будет лучше, если он унесет все свои тайны в могилу. О каком заговоре может идти речь, если человек, которому поручили взорвать парламент, хранит молчание? Я знаю людей, и они будут еще долго болтать и строить разные догадки, но если ты благоразумно промолчишь, они никогда не узнают правды, не так ли? Нет, мой друг, как ни прискорбно, но придется заключить с тобой сделку. В обмен на молчание я могу подарить тебе легкую смерть, хотя ты ее и не заслуживаешь.
Фокс беспокойно заворочался на койке и хрипло застонал. Сесил смерил распростертое тело пристальным взглядом и, убедившись, что у узника нет никакого оружия, склонился над ним, чтобы услышать ответ.
— Что? Лорд Нортумберленд? Ты все еще хранишь ему верность? Что ж, очень ценное качество для слуги. — Сесил снова наклонился к Фоксу, с трудом разбирая его приглушенный шепот. — Согласен. Клянусь, что Генри Перси, девятый граф Нортумберленд, не буден казнен в результате предпринятых мной действий. Как ни странно, но, как заметил один человек, я ни разу в жизни не нарушил своей клятвы. — Голос Сесила звучал враждебно и холодно. — Интересно, не связана ли такая забота о Нортумберленде с тем, что он оказывает помощь твоей жене и ребенку? Да, мне все известно. Я даже знаю, где они сейчас находятся. Черт возьми, пришлось затратить уйму времени на их поиски! Так вот, я дам еще одну клятву. Если ты вздумаешь нарушить свой обет молчания, они оба примут самую мучительную и долгую смерть.
«К чему так рисковать?» — подумал Сесил, выйдя из камеры, в которой осталась его жертва.
Будь здесь Грэшем, он бы все объяснил. Всю свою жизнь Сесил распоряжался судьбами людей, словно кукловод, в нужный момент дергающий своих марионеток за ниточки. И вдруг объявляется какой-то Генри Грэшем и дает понять, что ниточки находятся в руках совсем другого человека, который ухитрился вырвать из рук Сесила власть. Способен ли теперь Роберт Сесил подчинить Гая Фокса своей воле и заставить молчать? Главный советник короля хотел доказать себе, что это в его силах. А значит, его власть над людьми не стала меньше. Он сравнивал себя с могущественным Марком Антонием, который склонил голову только перед одним человеком — Октавианом. Сесил решил выкинуть Грэшема из головы, хотя они оба прекрасно знали, благодаря кому удалось уцелеть главному советнику короля. Сесил также помнил, что этого человека не будет в числе заговорщиков, приговоренных к смертной казни.