Кража в особо крупных чувствах
Шрифт:
– Я поняла, – медленно проговорила София Аристарховна. – Я тебе сейчас точно не скажу, но, насколько я помню, оригиналов такого рода альбомов у нас в стране нет… Впрочем, Пиронезе был настолько плодовитым автором и оставил после себя такое обширное наследие, что… И Валентин не раз говорил о том, что у него дома хранятся большие художественные ценности, мол, от отца достались. В общем, – голос Софии Аристарховны приобрел обычную твердость, – Петруша, мне надо все перепроверить, и завтра после обеда я дам тебе ответ. Хотя бы в том ключе, могли ли быть офорты Пиронезе с каминами
– Годится, – слегка ошарашенно ответил Пётр. Такой скорости от тетушки он не ожидал. – Но я все равно в субботу приеду.
– Во сколько?
– Ну… – Петр нахмурился, прикидывая свой список дел. – К четырём нормально будет?
– К четырём будут горячие пироги. Не опаздывай.
– Пироги с вишней?
– И с вишней тоже.
– В четыре буду как штык.
– И в самом деле, с вишней!
– Ну, а когда я тебя обманывала?
– Никогда, – с удовлетворенным вздохом ответил Петр. Когда пироги только-только из духовки, нельзя им дать остыть. Они сейчас самые вкусные. А поговорить можно и потом. Или в процессе.
– Темная история с этим альбомом, Петруша, – София Аристарховна подливала племяннику чаю. – Я что на скорую руку смогла узнать – так вот непонятно ничего.
Петр слушал рассказ тети, перемежавшийся незнакомыми Петру русскими и итальянскими именами, непонятными терминами и всевозможными датами.
– Тетушка, родная, ты мне скажи, что в сухом остатке.
– Я тут кому полчаса распиналась? – нахмурилась София Аристарховна. – Ты что, совсем ничего не понял?
– Что я понял – так это то, что на данный момент нет точной гарантии, что это был оригинал, как утверждают Виктор-Эммануил и вдовица.
– Виктор-Эммануил?
– Племянник убитого. В смысле, покойного.
– А вдовица… – медленно протянула София Аристарховна, а потом потрясенно ахнула. – Так это что же – Элечка?!
Та-а-ак… Все интереснее и интереснее. Мир деятелей искусства оказался еще более тесным, чем Петр предполагал.
– А ты знаешь Элину Конищеву?
– Конечно! Очень талантливая девочка! Чрезвычайно одаренная – и в художественном смысле, и в человеческом. Очень светлая девочка.
– Блондинка, я заметил. Именно поэтому Конищев на ней и женился, верно?
– Ты сейчас, любимый племянник, подзатыльник схлопочешь!
– Но ведь, согласись, это несколько странная ситуация – учитывая их разницу в возрасте. Точнее, не странно, а возникает одна-единственная версия произошедшего, когда вместе оказываются молоденькая студентка и весьма немолодой преподаватель.
– И какая же? – прищурилась София Аристарховна.
Петр помолчал. Он понимал, что ступает на зыбкую почву – похоже, тетушка действительно питала теплые чувства и к Элине Конищевой, и к ее покойному супругу.
– Ты права. Версий несколько. И только ты знаешь, какая правильная. Почему Конищев женился на своей студентке?
– Я, Петруша, к людям в постель не лезу и тебе не советую! – отрезала София Аристарховна. – Нехорошо это. Неправильно. Не по-людски.
– А что делать, тетушка, работа у меня такая. Я вынужден лезть к людям в постель. И не только
Он помолчал, выжидательно глядя на Софию Аристарховну. Два фирменных Тихих упрямства сошлись в очном поединке.
– Я одно тебе скажу – Валентин Элечке ничего дурного не сделал. Это я доподлинно знаю.
Произнеся это, София Аристарховна встала и принялась выкладывать на блюдо вторую порцию пирогов. А потом долила себе и племяннику горячего чаю и выдала ответочку.
– Ты посмотри на себя, Петруша. На кого ты похож? Рубашка мятая, не выбрит, а пироги ешь так, словно с голодного края. Запустил ты себя!
Петр не смог сдержать улыбки. Так, тётушка села на своего любимого конька.
– Гладить белье – это пережиток прошлого, и потом – рубашка из льна, а он всегда мятый. Пироги у тебя такие вкусные, что их грех не уминать с аппетитом. А что до бритья – да, каюсь. Вечно забываю. Надо бороду, наверное, отрастить. Как у деда Аристарха.
София Аристарховна снова хмыкнула.
– Вот допросишься. Приеду к тебе домой с инспекцией! Там, наверное, пыль по углам и бардак.
– Приезжай, – безмятежно согласился Петр и взял с блюда еще один пирожок. Откусил. – О, этот с капустой и грибами! Приезжай, тетушка, приезжай. Мне стыдиться нечего, дома у меня порядок как в казарме.
– Вот именно что как в казарме! Жениться тебе надо, Петя!
Он не выдержал – расхохотался.
– А почему это я должен первым жениться? А не Пашка?
– Ну, потому что ты же старший.
Ну вот! Подловила его тетушка. И не скажешь же, что не старший.
– А я, тетушка, как вы – в пятьдесят три женюсь. На молоденькой студентке. Или стажерке.
– И в кого же у тебя характер-то такой? – вздохнула София Аристарховна – и пошла снова ставить чайник.
Визит к Софии Аристарховне не принес Петру ничего существенного – кроме пакета с пирогами и удовольствия от общения с тетей. Сейчас он, забравшись с ногами на диван, наблюдал за деловито ползающим по полу роботом-пылесосом и размышлял – обо всем потихоньку. И о работе, и о личном.
Про казарму зря, конечно, ляпнул. Но Петр, правда, любил, когда дома порядок. Эта квартира, просторная, в хорошем жилом комплексе, была тем, что Петр практически безоговорочно принял в качестве подарка от семьи. Точнее, от отца. У Петра на тот момент были в голове завиральные идеи о том, чтобы встать в позу и отказаться. Но эти идеи из него мгновенно выбила матушка, которая твердо сказала: «Пока можем – поможем. Это наш родительский долг – дать своим детям собственный дом».
Далеко не каждый родитель так думает – это Петр теперь отчетливо, с высоты своих тридцати двух, понимал. Далеко не у каждого родителя такая возможность есть. Ему вот с родителями повезло, получается. Нет, он, в самом деле, так считал. Но после покупки квартиры все дальнейшие попытки как-то себе помочь и в чем-то посодействовать – пресекал. Местами, возможно, излишне резко. На его неизменное «Я сам» мать как-то тихонько выдохнула: «Самец, блядь». Петр сделал вид, что не расслышал. Мама не должна ругаться матом! Где-то в другом, идеальном мире.