Кража
Шрифт:
– Радует, – ответил Солдатов. – В этом тоже большой смысл нашей работы. Только хотелось, чтобы поменьше людей в колонию попадало. Раскрыть преступление – это немало, а вот знать, что оно не совершилось, что ты остановил…
… Рабочий день в уголовном розыске всегда напряжен. Но сегодняшний закончился благополучно. Даже совещание у начальника управления, на которое Солдатов шел, заметно волнуясь, прошло удачно. И откровенный разговор с Галенко не оставил ненужных недомолвок.
Уже давно стемнело. На улице горели фонари. После солнечного дня похолодало. Через неплотно прикрытые
– Томочка, что задержались?
– Работа.
– Что-нибудь срочное?
– Да нет. Завтрашний материал печатаю. Мне завтра день нужен.
– Свидание, кино, театр?
– Лес…
– Завидую. А я вот уже с месяц не выезжал…
– Напрасно. В лесу сейчас красотища. Все пылает и красным и золотым. Съездили бы. У костра с дымком все заботы забудете.
– Взяли бы меня в свою компанию, – пошутил Солдатов.
– Ого! – кокетливо улыбнулась Тамара.
– Очень хочется в лес. Эх, Томочка, вы не знаете, как вы счастливы.
Их разговор прервал телефонный зуммер. Солдатов быстро прошел в кабинет и снял трубку, напрямую соединявшую его с дежурной частью. Мягкое пощелкивание аппарата сразу же прекратилось. Докладывал дежурный.
– Товарищ начальник! Тут одна гражданка к вам просится.
– Какая еще гражданка? – отрывисто спросил Солдатов. – Вы объяснили ей, что сейчас неприемные часы?
– Объяснил. Но она настаивает. Говорит, что по делу Шахова она. Хочет только с вами говорить.
– По делу Шахова? – быстро переспросил Солдатов. – Мы никого не вызывали. Хорошо. Проводите ее ко мне.
Он взглянул на часы, застегнул пиджак, привычным движением поправил галстук.
«Интересно, что привело эту женщину в уголовный розыск в такое время? Что она скажет и кто она?» – В раздумье он восстанавливал в памяти окружение Шахова, мысленно перебирал его связи.
В дверь постучали. Дежурный пропустил вперед женщину. Она перешагнула порог и остановилась.
– Проходите, садитесь, – пригласил ее Солдатов и жестом указал на стул.
Женщину он не знал. Ей было около тридцати, а может быть, немного меньше. Красивая, одета неброско, но со вкусом. Нет, раньше он не видел ее. Никогда…
– Я Медвецкая, – назвала она себя. Ее большие глаза смотрели на Солдатова с подкупающим доверием и в то же время чуть настороженно. Она протянула руку – ладонь у нее была маленькая, а рукопожатие довольно уверенное, крепкое.
– Разрешите идти? – обратился дежурный.
– Да, да! Конечно, – отпустил его Солдатов. Когда за дежурным закрылась дверь, вежливо улыбнулся Медвецкой. – Что у вас случилось? Рассказывайте.
– Не хочу обвинять ваших работников в беззаконии, но их чувство ответственности по отношению к людям… – начала Медвецкая неожиданно гневно. Голос у нее был мягкий, грудной.
– Успокойтесь, – остановил ее Солдатов, не дав договорить до конца. Остановил сознательно: он знал по опыту, что такое бурное начало предопределяет, как правило, разговор ненужно
– Зоя Павловна. Извините, пожалуйста! – Она посмотрела на него вопросительно. – Вы поможете мне?
– Постараюсь помочь, если это в моих силах, – ответил он мягко.
Медвецкая улыбнулась ему словно через силу.
– Вы, конечно, не узнаете меня. – Она откинула капюшон ярко-зеленого плаща. – А ведь мы с вами знакомы. Не вспоминаете?
Солдатов внимательно посмотрел на нее, на ее черные, туго затянутые белой заколкой волосы, крупные завитки на висках, особенно отметил узкий, едва заметный шрам над длинной вразлет бровью и отрицательно покачал головой:
– Нет, не узнаю. Не помню.
– Немудрено. Давно это было. Давно и случайно, – с явным сожалением в голосе проговорила Медвецкая. – Я видела вас у Григория Марковича в магазине. Вы приходили к нему с женой за платьем.
Солдатов вспомнил, что в прошлом году он действительно заходил в магазин «Людмила», его жена купила платье, но оно оказалось бракованным.
– Неужели в такую погоду вы пришли для того лишь, чтобы мне напомнить об этом? – спросил он.
– Видите ли, я жена Алексея Шахова, – проговорила Медвецкая. – Вы не удивляйтесь, – добавила она, заметив недоуменный взгляд Солдатова. – У нас брак не юридический, так сказать – гражданский. Без штампа в паспорте. Одним словом, мы не зарегистрированы. Он сейчас… – Она волновалась, подыскивая слова. – Тут, у вас? Надолго? – Взгляд ее был озабочен.
– У нас, – ответил Солдатов. – Вы что же, выручать его пришли?
Медвецкая пододвинулась ближе к столу. Ее небольшие, ухоженные пальцы нервно задергали коричневую сумочку. Она достала аккуратно сложенный розовый платок и в волнении скомкала его.
– Вы опоздали. Поздно пришли… – сказал Солдатов, внимательно наблюдая за ней.
– Вчера я не смогла, – не поняла она смысла слов Солдатова, и голос ее упал, – а если бы раньше?
– Ваш муж арестован, – объяснил Солдатов. – К этому были все законные основания. И освободить его я не могу. А что касается раньше… Да, именно раньше нужно было задуматься над его судьбой. Тогда, наверное, не дошло бы до этого. Хотя бы на год раньше… – Он наткнулся на ее растерянный взгляд.
– Арест – это ужасно. Потеря чести… – Она попыталась придать этим словам оттенок отчаяния.
– Теряют честь, когда она есть.
Она низко опустила голову и тут же подняла ее.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мне жаль потерпевших… Тех, кто пострадал от преступлений. – Солдатов чувствовал, что говорит резковато и отвел глаза – не хотел встречаться со взглядом Зои Павловны. Ведь и ее можно понять: он, Шахов, ей ближе безвестных, чужих потерпевших.
– Да… – подняла она голову и улыбнулась, на этот раз холодно, отчужденно. – Я впервые сталкиваюсь с милицией и вот поняла, что только в кино и по телевидению показывают красивые небылицы про уголовный розыск, даже сочувствие к виновным… – Она опять скомкала свой розовый платочек. – Там столько говорят о гуманности! – Медвецкая смотрела пристально и как бы оценивающе.