Креативный мозг. Как рождаются идеи, меняющие мир

Голдберг Элхонон

Мы только что наблюдали зрительную предметную агнозию – одну из форм агнозии. Это расстройство относительно редко встречается в чистом виде, но оно было изучено многими нейрофизиологами и нейропсихологами. Описанный Александром Лурием пациент смотрел на изображение очков и пытался догадаться: «…кружок, еще кружок, какая-то перекладина… это может быть велосипед». Генри Хекэн и Мартин Альберт описали пациента, который воспринимал ручку и сигару как «цилиндрические объекты или какие-то палочки», а велосипед – как «шест с двумя колесами, одно впереди, другое сзади» и был не способен идентифицировать их³. Что особенно характерно для зрительной предметной агнозии, пациент может точно определить визуальные свойства объекта или рисунка и даже может нарисовать объект правильно, но он не знает, что это такое. И это не дефицит наименований, потому что тот способ,

которым пациент называет объект, совпадает с тем, как он описывает или изображает его функцию. Этот пациент ведет себя как человек, который никогда раньше не сталкивался с данным объектом, несмотря на то что он, скорее всего, был знаком с ним. Словно мысленное представление о категориях вещей, которое в норме позволяет нам распознавать отдельные объекты как принадлежащие к той или иной категории (ручку как ручку, а велосипед как велосипед), стерлось из мозга пациента или, по крайней мере, сильно поблекло. На самом деле именно это и произошло. Ганс-Лукас Тойбер писал, что восприятие такого пациента «отделено от значения объекта».

Но теперь наступает момент откровения. Я прошу пациента взять объект в руки и исследовать его при помощи осязания. Пациент немедленно распознает объект как ручку. Или же я открываю и демонстрирую пишущий кончик ручки, несколько раз нажимая на кнопку: раздается характерный щелкающий звук, и пациент так же моментально распознает предмет как ручку. Теперь мы знаем, что мысленное представление о категории «ручки» не полностью стерлось. Стал неявным только его визуальный аспект, ведь сразу же, как только включаются другие чувства – проприорецепция и слух, – пациент легко распознает объект. Повреждение, которое вызывает это своеобразное расстройство, называемое зрительной предметной агнозией, обнаруживается в левом полушарии; точнее, в затылочно-височной области левого полушария.

Если мы будем двигаться по коре головного мозга чуть вверх и вперед – в пределах левого полушария, – то нам встретится область теменной доли, повреждение которой может вызвать подобное расстройство, но затрагивающее способность распознавать объекты на ощупь, через тактильные и проприорецептивные каналы. Это расстройство называется астереогнозия. Предположим, мы дали ручку в руки пациенту и попросили его закрыть глаза. Пациент может так описать предмет: «Это продолговатая тонкая вещь цилиндрической формы, с гладкой поверхностью… какая-то палочка». Но в тот момент, когда пациент откроет глаза, он узнает, что представляет собой объект, и скажет: «Ручка». Как и в предыдущем примере, пациент может правильно описать форму и поверхность ручки, но он не способен интегрировать эти сенсорные ощущения в связное восприятие, как будто он никогда не встречался с таким объектом. В этом случае дефицит связан и ограничивается только тактильными и проприорецептивными ощущениями.

Повреждение еще одной области левого полушария в височной доле вызывает подобное расстройство, но связанное со слухом. В таком состоянии, известном как ассоциативная слуховая агнозия, пациенту будет сложно идентифицировать источники различных звуков окружающей среды. Он может слышать щелкающий звук, который издает ручка, но не понимать, что это. Он может слышать звук сильного ливня на улице, но выйдет из дома без зонтика, если только не увидит дождь через окно. Или, наоборот, он может услышать звуки барабанов марширующего оркестра и выйдет на улицу с зонтиком, посчитав, что идет дождь. В тесте на определение ассоциативной слуховой агнозии пациент слушает запись различных звуков окружающей среды, а потом его просят показать на картинке объекты или живых существ, которые издают эти звуки. Такое задание будет для пациента чрезвычайно запутанным: он покажет на картинку с машиной, услышав лай собаки, или на картинку с собакой при звуке ревущего двигателя.

И еще существует апраксия, расстройство планирования и выполнения выученных до автоматизма движений. Апраксия может принимать различные формы, известные под разными названиями. При идеаторной апраксии пациент неспособен выполнять движения, соответствующие почти автоматическим моторным навыкам (например, держит ручку как зубную щетку, и наоборот). При идеомоторной апраксии пациент может выполнять автоматические движения, но не может показать эти движения, если соответствующий объект отсутствует (например, не может показать, как причесываться, без расчески, или чистить зубы, если в руках нет зубной щетки). При кинетической апраксии нарушен плавный переход между компонентами сложного выученного движения, например при завязывании

шнурков.

Любое из этих странных расстройств может наблюдаться при двустороннем повреждении мозга, но, если повреждение одностороннее, оно, скорее всего, локализуется в левом полушарии⁴. Это подтверждает тот факт, что образы, позволяющие нам распознавать новые экземпляры и манипулировать ими так, как будто они нам знакомы, и избавляющие нас от кошмара изучения функций каждого объекта заново, имеют «резиденцию» в основном в левом полушарии.

Вопрос конструкции мозга

Как же такие образы отображаются в левом полушарии? Представьте себя конструктором (мы не можем сказать «творцом», это вызовет слишком много невольных ассоциаций) искусственного мозга. Вы пытаетесь решить, как отобразить внешний мир. Вы можете рассмотреть два очень разных конструкторских принципа. В соответствии с первым все свойства объекта – его размер, форма, цвет, испускаемые им звуки и запахи – «завязаны в узел» в одной ограниченной области мозга. Согласно второму принципу, представление рассеяно, различные свойства объекта населяют разные части мозга. Поскольку настоящий мозг является результатом эволюции и не вдохновлен «интеллектуальным проектированием», а «мудрость эволюции» – довольно неопределенное понятие, мы не будем обсуждать сильные и слабые стороны этих альтернативных проектов.

Нейроанатомия ассоциативных агнозий позволяет понять, как физический мир отображается в здоровом мозге, и кажется, что второй принцип преобладает. Почему? Потому что ни при каком виде агнозии не стирается и не исчезает совокупность информации об объекте, но утрачивается только часть ее – та часть, которая связана с определенным чувством: со зрением, осязанием или слухом. Области, связанные с различными видами ассоциативных агнозий, рассеяны в коре левого полушария. Следовательно, можно сделать вывод, что нормальные процессы, нарушение которых ведет к агнозии, также сильно распределены в мозге (см. рис. 3.1).

Рис. 3.1. Участки коры головного мозга, связанные с ассоциативными агнозиями, апраксиями и аномиями.

(А) Агнозия зрительного объекта; (В) Чистая астереогнозия;

(С) Апраксия; (D) Ассоциативная слуховая агнозия.

(а) Аномия для названия и цвета объекта; (b) Аномия для родственных терминов; (с) Аномия для слов-действий

Большинство вещей обладает многими свойствами – зрительными, слуховыми, тактильными, – и эти свойства закодированы в разных частях левого полушария, что приводит к сильно распределенным репрезентациям представлений.

Таким образом, на основании изучения последствий повреждения мозга мы можем сказать, что левое полушарие в основном служит хранилищем нашего ранее собранного опыта восприятия мира. Левое полушарие захватывает этот опыт в обобщенном виде, в виде образов или закономерностей, посредством которых мы интерпретируем поступающую новую информацию.

Агнозия и правое полушарие

Результаты повреждения мозга также позволяют получить некоторое представление о функциях правого полушария, и возникает совершенно иная картина. Повреждение правого полушария может привести к апперцептивной агнозии, при которой пациент утрачивает способность распознавать вещь или живой объект как самостоятельный в постоянно меняющемся окружении⁴. Просто подумайте об этом. Вы видите некую вещь – столовую посуду или предмет одежды – в различных ситуациях, и у вас не возникает никаких сомнений в том, что это тот же самый объект. И это несмотря на тот факт, что сенсорный входной сигнал никогда не бывает одним и тем же: вы никогда не смотрите на один и тот же предмет с одного и того же расстояния, под тем же самым углом и при одинаковом освещении. И вы не прикасаетесь к предметам всегда с одной и той же силой и не берете в руки одним и тем же способом (не говоря уже о весьма неприятном факте, что в некоторых случаях у вас могут вспотеть руки, но хочется надеяться, что это происходит не всегда). Кроме того, сенсорный входной сигнал, лицо или голос одного и того же человека никогда не будут одинаковыми по ряду причин. Каким-то образом мозг обладает способностью отсекать сенсорный «шум» и распознавать вещи сами по себе, несмотря на то что их сенсорное восприятие вашим мозгом никогда не бывает одним и тем же. Эта способность, которая называется константностью восприятия, представляется особенно тесно связанной с правым полушарием, поскольку повреждение правого полушария чаще всего нарушает ее.