Кречет. Книга I
Шрифт:
Он умел делать массу вещей, начиная с каноэ из коры деревьев и кончая шалашами, а также умел полностью использовать убитую дичь и находить съедобные коренья. Кроме того, несмотря на свои короткие ноги, он обладал необыкновенной силой, чрезвычайно быстро бегал и был очень ловок. Когда он не находил то, что ему было нужно, он просто-напросто крал, да так ловко, что заподозрить его было невозможно. И наконец, обоняние у него было тоньше, чем нюх самой лучшей ищейки.
– Брат лис и Понго на тропе – Понго победитель, – заявлял он с широкой улыбкой.
Постепенно
До Виргинии шли долго. От Элк-Пойнта, где тщетно ждали маленькую эскадру шевалье Детуша, которому преградили путь все морские силы английского адмирала Арбетнота, вынудив повернуть обратно, им пришлось, обойдя Балтимору, подняться к Мэриленду – там Лафайет в который раз покорил женские сердца и уговорил дам заняться шитьем для армии и на благо родины. Затем они обогнули огромный Чесапикский залив, пересекли Потомак и наконец прибыли под сожженный Арнольдом Ричмонд.
Вся весна прошла в стычках, в страшной игре в прятки и кошки-мышки, где противники беспрестанно менялись ролями, превращаясь то в охотника, то в добычу, но никак не удавалось схватить предателя, который к тому же занял пост внезапно умершего генерала Филиппса и имел теперь внушительную личную охрану. Маленькая армия Лафайета без конца носилась по Виргинии, не имея практически никакой поддержки, так как генерал Грин сражался в Каролине с лордом Корнуоллисом, одним из лучших английских генералов.
В мае пришло тревожное известие: Корнуоллис разгромил армию Грина и собрался присоединиться к Арнольду. Он не скрывал своих намерений по отношению к Лафайету и его войску.
«Мальчишка от меня не уйдет», – с презрением заявлял он.
Его ждали с тревогой. Несмотря на весь свой оптимизм, Лафайет не строил никаких иллюзий и 22 мая писал шевалье де Ла Люзерну, послу Франции при Конгрессе:
«Мы пока живы, наш маленький корпус еще не встретился с нашим страшным врагом…»
Но он напрасно изводил себя. Приближение грозного противника воодушевляло его людей.
Рота, которой командовал лейтенант Гоэло, была встревожена: поговаривали, что Корнуоллис лишь пройдет мимо и пойдет укреплять Нью-Йорк, где Клинтон не мог обойтись без него в решающей битве…
– Он говорит, что мальчишка от него не уйдет, воображает, что смахнет нас с лица земли, точно пучок соломы, – заявлял Жиль, обращаясь к своим солдатам. – Стало быть, мы должны преградить ему путь и показать, на что мы способны.
Без Корнуоллиса Клинтон не сможет долго удерживать Нью-Йорка, когда нам на помощь придет подкрепление, обещанное нашим королем. Значит, нужно любой ценой помешать Корнуоллису войти в город…
И действительно, подкрепление должно было скоро прибыть. Маршал де Кастри поднажал на Верженна и Людовика XVI, и они в конце концов
Быть может, скоро наступит конец войне, придет победа…
– Мы должны продержаться, продержаться любой ценой, даже если нам придется всем погибнуть, – эхом повторял за Лафайетом Жиль.
Задача была не из легких. Их было всего тысяча двести человек, если не считать маленьких отрядов солдат, действующих в строго ограниченных районах, которые были скорее партизанскими, но командирами этих отрядов были прославленные Самтер и Ли! К ним присоединился также отряд барона Штойбена. В общей сложности получалось не более полутора тысяч человек, но они сражались так, что англичане, которых было примерно десять тысяч, думали, будто их гораздо больше.
Благодаря Понго Жиль полностью овладел премудростями индейской войны. Он умел подкрасться к противнику, ничем не выдав своего присутствия. Затем он набрасывался на него, поражал смертоносным ударом и исчезал, оставляя безжизненное тело противника, который не успевал даже понять, что произошло. Одетый вместо красивого мундира, уже давно превратившегося в лохмотья, в сшитую индейцем одежду из оленьих шкур, которые, кстати, гораздо лучше защищали от москитов, он приобрел в этой смертельной игре славу непревзойденного воина и грозный облик. Тим часто бросал на друга задумчивые взгляды.
Однажды он сказал Жилю:
– Помнишь, как ты убил на берегу Саскуэханны птицу, из-за которой мы чуть не расстались со своими скальпами?
– Кречета? Конечно, помню, – пожав плечами, ответил Жиль; сердце его забилось быстрее.
– Так вот, мне кажется, что ты на него похож. Он нападает с неба, как молния, поражает и исчезает. Ты тоже нападаешь сверху, с деревьев, но это одно и то же.
– Не преувеличивай! Я не уношу в клюве свою жертву, чтобы разорвать ее на части…
Он смеялся, но в глубине души был счастлив.
Тим инстинктивно помог ему найти единственное сравнение, которое могло тронуть его закрытое для всех сердце. Неосязаемые узы с его предками вдруг стали ощутимей и реальней… И так как Тим не оставил свои размышления при себе и подкрепил их рассказом об их приключении у сенека, прозвище Кречет в скором времени прилипло к Жилю.
Его на индейский манер наделили тотемом по древнему обряду, который в узком кругу роты провел Понго, впервые за много месяцев на время снова ставший колдуном.
– Знаешь ли ты, – сказал индеец Жилю, отказавшемуся сперва подвергнуться обряду, который считал немного смешным, – знаешь ли ты, что даже твой командир получил от моих краснокожих братьев прозвище? Для них Лафайета зовут Кайевла – Грозный Всадник, а ты будешь беспощадный Кречет, поражающий врага в тумане…