Кредо Хамелеона
Шрифт:
— Хорошо, барин… — вздохнула Люба, поняв, что я не отстану от нее с расспросами, пока она не расскажет все что знает.
— И это, Люб, прекращай меня барином называть, — попросил ее я. — Мне прямо как-то неловко.
— Неловко? Чегой это вдруг? — вытаращила на меня свои голубые глазищи Любаша.
Она ведь и правда, прошлого Игоря, только так и называла. Но, я то — уже не тот Игорь. Совсем не тот.
И, сам не знаю почему, такое вот — барин, да барин, — меня реально подбешивает. Может отголоски прошлого мира имеют
Там я не был ни аристократом, ни дворянином. Хотя, по меркам Российской Империи, звание ликвидатора — было почетнее любого титула и давало доступ за любые закрытые для обычных людей двери богатых и именитых родов.
— Просто не зови меня барином и все, — буркнул я, не вдаваясь во все эти объяснения.
— А как же тогда? — удивилась она.
— Ну, зови меня просто — Игорь, — предложил я.
— Да как же можно, барин? Ой… — смутилась она. — Как же можно обычной служанке благородного дворянина по имени величать?
— Ну, какая же ты обычная служанка? Ты очень даже необычная…
Я осмотрел ее. Красивая, молодая. Роста среднего, ниже меня на десяток сантиметров. Стройная талия, упругие бедра. Грудь. Мой взгляд особенно долго задержался на этой части ее тела. Тесьма обтягивающего сарафана под ней, удачно подчеркивала ее форму…
Любаша опустила очи долу, стесняясь как откровенно я ее рассматриваю, спросила кокетливо:
— Необычная, да? А чем, необычная? — ее рука, как бы невзначай скользнула по талии, приглаживая свободную ткань сарафана и подчеркивая линию бедер…
Хм. Воспоминания прошлого Игоря, да и сам молодой и горячий организм, отреагировали мгновенно. Четко давая понять, что прошлый владелец этого тела на Любу очень даже засматривался. Нравилась она ему, притом сильно.
Но, увы и ах, по негласному правилу, не мог молодой наследник рода иметь связь с обычной безродной служанкой.
Так и мучался прошлый Игорь, метаясь между мыслями о Любиной фигуре и чести дворянина…
Хорошо, что я далек от всех этих дворянских заморочек.
— Люба, — я подошел к ней ближе. — Ты необычная всем. Ты и Григорий Алексеевич — одни из самых дорогих и близких мне людей.
Это прозвучало так проникновенно, что Люба выпрямилась, посмотрела на меня уже без иронии и кокетства.
— Я прошу тебя, в кругу семьи, называй меня просто Игорь. А при посторонних, можешь обращаться ко мне — Ваше Сиятельство.
Люба раскрыла от удивления свой пухлый ротик.
— А ты как думала? — подмигнул я ей. — Я же, все-таки, граф. А ты барин, барин.
Услышав мой титул, Люба как-то сразу подобралась, даже вытянулась по стойке смирно. Отчего ее упругая грудь уперлась в меня.
Мой молодой организм отреагировал на этот тесный контакт с женским телом быстро и однозначно.
— Ой, Ваше Сиятельство, — щеки девушки зарделись румянцем.
— Люба, ну, я же просил — Игорь. Называй меня Игорь.
Я сделал шаг назад, немного
Но, радовало то, что Люба хоть немного отвлеклась от тех эмоций, что давали ей воспоминания о событиях произошедших на кухне, и держалась намного бодрее и увереннее.
Впрочем, мне теперь предстояло вернуть ее обратно к тем воспоминаниям. Должен же я, все-таки, выяснить, что произошло с моим дядькой?
— Любаша, и все же, — напомнил я ей. — Что здесь произошло?
Девушка глубоко вздохнула и, собравшись с силами, рассказала мне, наконец, подробности похищения Григория Алексеевича.
Когда начался прорыв Изнанки, они с дядькой были как раз недалеко от фамильного склепа.
Помимо прочих предков Жабиных, начинающих свою историю еще долгих несколько десятков столетий назад, там была захоронена и первая жена Алексея Гавриловича — Варвара Ильинична. Чьим верным слугой, перешедшим вслед за госпожой от прошлого рода, и был Григорий Алексеевич. А после смерти своей госпожи, ставший наставником и нянькой для маленького Игоря.
Григорий Алексеевич регулярно наведывался в фамильный склеп Жабиных, проверяя и ухаживая за захоронением своей погибшей при родах хозяйки.
Иногда он брал с собой троюродную племянницу Любашу, доставшуюся ему на попечительство десять лет назад при весьма трагичных обстоятельствах.
Дальние родственники Григория Алексеевича, жившие в Сибири, погибли из-за пожара.
В беспощадном пламени сгорели не только усадьба и все хозяйственные постройки, но и люди, и все поголовье домашнего скота.
А их дочку — девочку подростка, нашли спасатели в лесу. Услышали, как кто-то кашляет. Начали искать на звук и нашли чумазую напуганную девчушку, забравшуюся в брошенную медвежью берлогу.
Незадолго до того, как случился пожар, она как раз ушла в лес за грибами. А когда увидела, что пылают деревья, то просто спряталась от страха в первую попавшуюся нору, которой и оказалась медвежья берлога. Хорошо, что покинутая.
Так, опуская подробности, Любаша попала в поместье к Жабиным, на попечительство своего дяди Григория Алексеевича.
Не знаю почему, но именно эту информацию мне любезно подсунула память прошлого Игоря, пока я слушал сбивчивый рассказ Любаши.
Я, если честно, не очень понял, почему она решила начать свое повествование так издалека. Ведь меня интересовали события произошедшие конкретно на кухне.
Но, я не стал перебивать или торопить девушку, опасаясь, что она собьется и прекратит и без того тяжело ей дающийся рассказ.
Поэтому внимательно слушал все, что она говорила, и терпеливо ждал, когда дело наконец дойдет непосредственно до исчезновения дяди Гриши.