Крематорий
Шрифт:
Совершенно обезумевшими глазами уставясь на меня, Володя не прекращал поглощать содержимое бутылки. Много проливалось, и воздух резко пах дешевым самогоном, - Володю не могло пронять виски.
Больше никого не было. Я поманил Володю. Тот покорно встал и пошел ко мне. Из забытой в руке бутылки проливалось последнее; мужик смотрел на меня полными ужаса глазами и все же шел, словно кролик к удаву.
– Идем, - почти ласково сказал я.
– Идем, покажешь где шеф.
Володя немедленно, вслепую, потому что все внимание было обращено
На схеме экрана немедленно загорелась точка.
– Как же ты отличаешь шефа от других?
– А у него тут как бы звездочка пульсирует, - почти трезво ответил Володя и ткнул пальцем в экран. Что-то там на самом деле пульсировало.
– Где он находится?
– Да в пятом бункере, где последний раз машину песка сваливали.
– Ну пойдем, покажешь, - сказал я.
В этом пятом бункере, освещенном тусклой цепочкой настенных ламп, за кучей песка я нашел Кулагина.
Дверь, раскрываясь, пронзительно скрипнула. В замкнутом пространстве этого проклятого лабиринта, металлический скрежет мертво отозвался в закоулках души: одиноко, мерзко...
Из-за песочных дюн несколько раз выстрелили. Надежда выжить опьяняла Володю сильнее выпитого; худое, жидкое личико его преданно кривлялось, следя за мной.
– Есть возможность подобраться?
– спросил я на всякий случай.
– Е-есть, - убедительно, всем телом качнулся он.
Недолго попетляв, он вывел меня к люку. Оказалось, незаметно поднявшись выше, мы находились над Кулагиным. Я попробовал механический запор люка, тихо отстегнул рычаг замка и, приказав моему энергичному, но на глазах теряющему координацию помощнику рвануть люк по моему сигналу, приготовился к прыжку.
Пора!
Я прыгнул в люк ногами, - падение, мягкое приземление, осатаневшее лицо Кулагина.
Он медленно-медленно поворачивал руку с пистолетом в мою сторону. И почти повернул, но тут мои пальцы сомкнулись на его руке, я рванул, высвобождая оружие и... тут я бросил случайный взгляд вверх - Володя неуклюже, но верно целился в меня из пистолета, а рядом, неизвестно как оказавшиеся - оба его приятеля.
Я выстрелил в них гранатой из подствольника.
Это была последняя из имевшихся у меня гранат.
Немного погодя, через приемную мы прошли к нему в кабинет. Настоящее побоище. Никто и не думал убирать... последствия моего отчаяния. Кулагин побледнел, когда мы перешагивали через тела. Я подобрал себе карабин с полной обоймой и оптическим прицелом. Я подумал, что он мне ещё понадобится. Кулагин в кабинете молча, стараясь не торопиться, открыл замаскированный картиной с импрессионистскими голыми телами на тропическом пляже сейф. Сейф - было сразу видно, - оказался набит пачками зеленых. Кулагин демонстративно выкладывал все на стол. Закончив свою впечатляющую работу, он сказал, указывая на пачки:
– Вы думаеете это деньги? Нет, дорогой, это прожиточный минимум. Я дам вам миллион. Хотите, дам сто миллионов в Швейцарском банке? Или, если
– Предлагаю вам сделку, - сказал я медленно, с расстановкой.
Он напряженно уставился мне в лицо.
– Сделку...
– Сделку, - повторил я.
– Вроде русской рулетки: выиграете, получите свои деньги, ваш дурацкий лабиринт. Ну а проиграете - потеряете свою драгоценную жизнь.
Он побледнел, как полотно. Я думал, он хлопнется в обморок. Но Кулагин переборол себя. Не смотря на свое брюхо и замашки вождя всех народов, он был сильный человек.
– Вы, - просипел он.
– Вот мои условия, - сказал я все ещё тем же мертвым голосом. Сумеете пройти - вы свободны. Ну как?
– Нет, - хрипел он.
– Глаза у него стали круглыми.
– Хорошо.
– Я передернул затвор карабина и прицелился.
– Нет!
– воскликнул он, протестующе вытягивая руку.
– Нет! Не надо! Я... хорошо.
– Он облизнул губы.
Я подтолкнул его стволом карабина, и мы повторили наш труднопроходимый путь через беспорядочно раскинувшиеся тела в приемной. Кулагин - я видел, ещё на что-то надеялся. Но вот мы спустились в вестибюль и вышли во двор.
Тихо, пусто. В одном месте невидимый смерч крутил листья, бумагу, обрывки картона, - шелест пролетащего мусора, неизменное карканье - мелодия могильных симфоний.
У Кулагина затрясся загривок, но и тут он переборол себя. И только у подножия башни он не выдержал:
– Ради Бога!
– просипел он.
– Все что угодно!..
– Напрасно мы теряем время, - сказал я.
– От истерики вы заранее устаете.
Но он не двинулся с места, пока я не ткнул его стволом карабина. Он отшатнулся к башне, обхватил её руками и, вдруг, застонав, начал свой путь на Голгофу.
Я вернулся на крыльцо, где на ступеньках дожидались меня бинокль и литровая бутылка фруктовой воды. В горле у меня пересохло, я глотнул из бутылки, взял бинокль и приготовился ждать.
Где-то через час за моей спиной скрипнула дверь; извернувшись, я был готов стрелять, но:
– Ты меня не застрелишь?
– вдруг услышал я испуганный голос своей ночной медсестры. И я был, признаться, рад ей.
Мы сидели на ступеньках крыльца и она, время от времени, брала бутылку с водой и делала несколько глотков. Я же поглядывал в бинокль, как некогда дежурный, следящий за моим восхождением.
Один раз, когда Кулагин одолел уже треть башни, я тщательно прицелился и выстрелил. Соблюдая справедливость, пуля выбила плитку в метре от Кулагина.
Он удержался, и я почувствовал к нему уважение.
Я думал о нем и о всех тех вождях - больших и малых, - которые сейчас правят нами и всеми... Я думал о власти и о деньгах. Рядом сидела Таня, было очень тихо, шорох и сопение Кулагина ясно, но слабо доносились через площадь, ветер стих, солнце обостряло тени, в одной из которых, по углу фундамента башни, развалились в томной неге две грязные лохматые собаки.