Кремень и кость
Шрифт:
— Там? — спросил один из стариков, указывая на слившиеся с далью кручи.
Светловолосый помотал головою.
— Дальше, за холмами? Или ты хочешь срезать крутую излучину? Или, может быть, страх овладел тобою?
— Нет, — отвечал Светловолосый. Но это были не те ясные «нет» и «да», которые привыкло от него слышать чужое племя.
Медленно надвинулось основное ядро племени. Женщины расселись группами, и уже беззаботными стали лица. Привал — почти дом, а в доме, хотя бы он был всего только луговой впадиной, не место тревоге и напряжению.
Светловолосый,
Светловолосый снова почувствовал на себе тяжесть неверящих взглядов. Вспомнились времена первых дней плена, когда каждый из них угрожал ему смертью. И он сказал увереннее, чем раньше:
— За рекою, где лес, есть река. Не эта… Становище — там. Не на этой.
Темнели злобою лица чужих, навсегда чужих, людей. — Ты приплыл до этой реке.
— Ты говорил, что путь по ней.
— Когда мы спрашивали о становище, взгляды твои обращались к воде и не блуждали, как блуждают сейчас.
Погас вечер. Веселее поутру заплескалась река. Племя снялось с привала. Светловолосый все еще не знал, куда повернет передовой отряд. Племя двинулось вверх по реке намеченным прежде путем. Светловолосого оттерли назад, не к ядру племени, где были женщины и дети — в суматохе беспорядочной лавины ему легко было бы отстать и скрыться — его отодвинули поближе к последним охотникам передового отряда. Кручи уже не синели. Зубцы их раздвинулись, чернели ущелья. Засверкали над лесом известковые прослойки склонов. Невидимые признаки близости человеческого жилья, говоря о близости боя, все сильнее возбуждали охотников. Передовой отряд рассыпался полукругом, за ним шла колонна молодых, женщины и дети замедляли свое движение.
( примечание к рис. )
— Дым, дым, дым, — передавались от человека к человеку непроизнесенные вслух слова. И вправду — бледноватые струйки дыма прозрачно кудрявились над лесом.
— Дым, дым, дым, — бились сердца учащенно: загадка огня, рожденного человеческой рукой, волновала сотни поколений и не перестала волновать и доселе.
Кто-то сзади подошел к Светловолосому и с силою сжал ему локти. Светловолосый не обернулся. Тень ремня, висевшего на руке подошедшего, упала на песок. Он подождал, пока ему стянут руки, и равнодушно поплелся за отрядом…
Рысьи Меха радостно встречал беглецов из отчей пещеры. Каждый беглец был ему дороже толпы бобров, и он не скрывал этого. Легче Стрелы ходил за ним, как теленок за оленихой, и странно было юноше, что опытный охотник так долго не мог овладеть мамонтовой пещерой. Хотя
Солнце грело спины. Проносились мимо косяки лошадей. Бобры шли дальше и гортанным резким криком встречали догонявших сородичей.
Старая Рысь увидала желтые холмы и озеро. Она была утомлена, и озеро не вызвало в ней никаких воспоминаний. Не доходя до него, она своротила в лес. Котяток не было с нею. Рысьи Меха не шел, как бывало, где-то впереди. Старая Рысь отбилась от пещерного становища. Но и озерные родичи стали чужими. Казалось, что начинается какая-то новая, непонятная, нудная, тяжелая жизнь.
Старая Рысь почувствовала слабость, точно перед родами. Влево от тропы был пригорок, под пригорком мшистая яма. Лечь бы и заснуть! Недозрелые ягоды ежевики привлекли ее внимание. Старая Рысь опустилась на мох, срывала кислые ягоды, долго держала их на губах, все думая об одном — куда бы ей забиться и заснуть…
( примечание к рис. )
Человеческий шорох. Четыре бобра гуськом пробирались от опушки. По движениям и по оружию Старая Рысь догадалась, что они уходили надолго и не за добычею для дома. И, усилием воли прогнав утомление, кинулась за ними. Зачем — она не знала. Так надо было. Где-нибудь в тех местах, куда шли эти люди, гонит дичь и он, Рысьи Меха.
— А когда найдешь его живого, что будет? — спросил Легче Стрелы.
Рысьи Меха указал на бобров.
— Не мы — племя. Бобры — племя. Не мы найдем Косоглазого. Они найдут. Им и знать, что с ним делать.
Легче Стрелы вопросительно повел бровями.
— Убьют?
— Тебя не убили — не убьют и его. Крючок — не бобр. Коренастый — не бобр. Кто его убьет!
Легче Стрелы засмеялся приглушенным смехом. Он хотел откровенно объяснить Рысьим Мехам, что юноши бегут из древнего становища не ради него, хотя все знают, что он лукав и силен, и хотя он, единственный из старших, поверил Косоглазому, и не ради бобров, которым не следует особенно верить, а ради Косоглазого, которого, может быть, даже и нет среди живых! Но он остерегся говорить так дерзко и, приплясывая совсем так, как это делал Косоглазый, отошел в сторону.
— Воротись, — негромко приказал Рысьи Меха, наблюдая за ним скошенным взглядом.
Легче Стрелы послушно возвратился.
— Хочешь, чтобы скорее было? Бобры — не лесные люди. Тебе легче, чем им, рыскать по лесу. Иди.
Легче Стрелы послушно повернулся к лесу.
— Возьми одного из бобров с собою! — крикнул Рысьи Меха.
Но в этом случае Легче Стрелы проявил своеволие. Он притворился, будто не слышит старшего, хмуро, по-заячьи повел ухом и исчез.