Кремень и кость
Шрифт:
Легкий хруст — и лесная тишь. Надолго. Быть может, на века, пока снова раздастся здесь человеческое слово. Рысьи Меха вытянулся, взглянул на небо и размашистыми шагами взошел на курган. Далеко над высоким берегом реки, где было древнее становище, занялся огонь тревоги.
«Не на нас ли поднялось родимое племя?» подумал Рысьи Меха.
Чужое племя придвигалось полукругом к становищу. Когда до нападавших стали доноситься человеческие голоса, Светловолосый, с тем же равнодушным видом, с каким брел за чужими, пошевелил туго стянутыми руками, точно пытаясь освободить их, и кинулся в воду. Два или три дротика пронеслись вслед
( примечание к рис. )
Косоглазому удачнику повезло и на этот раз: Умеющий Гнуть Луки и Беличий Зуб с подростками, опередив бобров, набрели на вход в пещеру. Косоглазый лежал, затаясь, у обрыва. Увесистые камни окружали его. В течение всей зимы он готовился к обороне. Скатывал камни к нависшему над пещерою краю, подкапывал землю под ними, сдвигал в кучу те, что были полегче. Он обезумел от одиночества и страха, голод истончил его тело, мускулы грубо налились от упорной работы, глаза щурились, как щурятся они у потревоженного волка. И вдруг — знакомые голоса, легкая поступь, чей-то веселый восклик. Он сорвался с места, забыл о камнях и маленьким растерянным комком повис на обрыве.
Беличий Зуб весело кривился, короткая губа его дергалась, и добродушно желтели длинные зубы. Это было не страшно и знакомо. Косоглазый забился крупной дрожью, точно раненный в висок конь. За зиму он растерял слова. Дрожь сменилась приступом смеха, он непонятно мычал сквозь смех, а потом, собрав нужные звуки, спросил о том, чего боялся больше всего:
— Ты один? Или еще?
— Женщины… Умеющий Гнуть Луки. Быстрый Челнок…
Надо было рассказать обо всем, что случилось в родной пещере. Но Косоглазый не мог уследить за связной речью, как не мог и сам связно высказаться. Ни крикнуть, ни запеть, ни закружиться в пляске…
— Ешь, — ласково говорили женщины и отдавали ему последние полоски вяленой оленины.
Он ел все, что ему подавали. Смеялся все тише. Во рту, как камушек, было уже какое-то ласковое, вместе с запахом оленины, слово…
( примечание к рис. )
— Где кость? — строго спросил Умеющий Гнуть Луки, Он должен был увидеть ее и потрогать руками…
XIX. Размытая отмель
— Уходят, — сказал бобр так же спокойно, как если бы уходило не племя пришельцев, разорившее древнее становище, а испуганный охотниками косяк коней или стадо зубров.
Перед Рысьими Мехами стали Косоглазый, Легче Стрелы и Умеющий Гнуть Луки.
— Пошли нас узнать…
— Нет. Нас мало.
— Пошли вместе с бобрами… увидеть… и людей своих и очаги…
Легче Стрелы выдвинулся вперед.
— Может быть, костер в пещере гаснет без заботы. И вдруг все четверо почувствовали, что встревожены
— Нет, — повторил Рысьи Меха. Молодые охотники понурились.
— Пошли, — настойчиво протянул Косоглазый. И в ту же минуту сильный удар дубиною полуоглушил его. Рысьи Меха бил ногами упавшего и, задыхаясь от гнева, кричал:
— Трижды ушел от смерти Косой! Больше не уйдешь! Если не хочешь смерти, слушайся старейшины!
Косоглазый понял: костер в пещере погас, старейшины погибли, дети кинуты в реку. Рысьи Меха сейчас один над всеми.
Ветер разносил по окрестностям запах человеческой падали. Воронье и волки собирались к становищу, с отвращением пожимаясь от запаха гари. Все шире и шире становилась полоса, отделявшая зверье от уходящей человеческой орды. И лишь посланные Рысьими Мехами бобры осторожно крались по зарослям: они искали недобитых родичей, поджидали беглецов, высматривали, не позабыли ли пришельцы унести с собою оружие, ценную кость или тщательно обработанную шкуру.
( примечание к рис. )
Беглецов пещерного племени было много, и они не решались возвратиться к становищу. Одни прятались у реки, другие — на холмах. Они питались червями и травами и ждали смерти. Бобрам не доверяли. И лишь когда Рысьи Меха с кучкой своих охотников раскинул временный лагерь вблизи старых могил, стали они по одному собираться к его сложенному из ветвей шатру.
О будущем не говорили ни Рысьи Меха, ни Косоглазый, ни уцелевшие после бойни. Решение должно было сложиться само собою. Чем меньше о нем думать, тем оно надежнее. Так перебивались изо дня в день все лето. Когда же с полночи сорвался первый холодный вихрь и небо вдруг полиняло, Рысьи Меха деловито сказал:
— Если не заложить боковые входы мамонтовой пещеры, в ней не удержать тепла.
— Не удержать, — послушно повторил Косоглазый. Согласились и остальные.
Мужчины разбились на два отряда: один охранял подобранный возле разоренного становища скарб; другой, вместе с группой отбившихся от озера бобров, помогал женщинам перетаскивать этот скарб в пещеру Косоглазого.
Однажды, когда никого поблизости не было, Косоглазый подошел к Рысьим Мехам. Рысьи Меха стал молчаливее и угрюмее, чем прежде, и не так легко, как бывало, отзывался на пустые вопросы.
— Ты видел дротик, оставленный чужим племенем? — сказал Косоглазый, пытливо заглядывая прямо в глаза старшему охотнику.
Молчание.
— Он сломан — этот дротик. И опять молчание.
— Он сделан из ломкого дерева.
— Приходило не то племя, — ответил наконец Рысьи Меха.
— Оттого не было мены за мену?
— Не то племя! — повышая голос, повторил вождь.
— А то племя возвратится когда-нибудь?
— Старейшины говорили: племена уходят и не возвращаются.
Рысьи Меха хотел оборвать неуместную беседу, но увидав, что Косоглазый мнется на месте, он смягчился и стал походить на прежнего лукавого и легкого мыслями охотника.
— Ты не знаешь, и я не знаю. Хочешь меняться — ступай к бобрам. Они не пришельцы, не убьют, не отнимут. — И еще тише: — Про мену — от стариков. Кто знает, что было в древние времена. Но знаем, знаешь ты, знаю я, и знали старейшины наши: есть на полдень страны жаркого солнца, есть страны неломкого дерева, и пути к ним идут отсюда по горам и по рекам. Племя наше стало слабым — надо ждать.