Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)

Сигаева Ксения

– Ты думаешь? Ли действительно спас его тогда, дал шанс выжить… Но? Не могло ли это просто повредить ему разум?

– И нет, и да. Ли дал ему спастись, и Хан нарушил Ясу. Месть – плата за смерть друга. Он пошел в Форпост. Зачем? Хан выживет где угодно, что здесь, среди руин города, что в далеких северных торосах промеж северных варваров и ледовых медведей. Он пошел туда за чем-то важным, чтобы оно помогло ему отомстить нам. Или за кем-то…

Сейчас

Илья проснулся ночью. В углу тлел костерок. Шайн, тот самый, был

еле виден в полутьме у заросшего травой окна.

– Эй… – Просипел маркитант и тут же зажал рот ладонью. Кашель навалился на него, раздирая легкие изнутри.

– Лежи спокойно, московит. – Голос, скрипящий металлом по стеклу, раздался из угла. – Осталось недолго. Скоро твоя душа отправится на Вечное Синее Небо.

Илья забулькал и отхаркнул густую черную кровь. Тоже мне, удивил и порадовал. Многие выживут после такой-то дырки в легком?

– Лежи спокойно, так не будет очень больно и страшно, – шайн чуть сместился, выглянул наружу. – Если хочешь, могу тебе помочь.

– Вот спасибо, удружил. Чего сразу не добил? И кто ты такой вообще?

– Не важно кто я… важнее то, кто сейчас ты.

– Правда? – Илья ухмыльнулся, шайну удалось его развеселить. – Я кусок мяса, находящийся в двух шагах от смерти. А вот такие, как ты…

– Такие, как я, не так давно сожгли твой дом, убили много людей, считавших тебя своим. Это война, московит. Сейчас я слегка облегчу твою боль, не бойся.

Воин неуловимым неслышным движением оказался рядом. Кончиками пальцев пробежал по груди, коснулся бедра. А то, к слову, оказалось плотно перевязанным. А вот из груди, выпирая сквозь полотно, торчало древко… черт!!!

– Да, я не удалил стрелу, так станет еще хуже. На, проглоти.

Перед глазами Ильи оказалась ладонь с тремя катышками, еле ощутимо пахнувшими чем-то травяным, и фляга, зажатая во второй руке шайна. Что оставалось делать, как не воспользоваться предложением? Терять-то все равно нечего.

Маркитант поморщился, почувствовав, как плотно прошли по горлу шарики лекарственного снадобья, быстро запил, стараясь не поперхнуться. Простейшее, казалось бы, дело, глотнуть воды… Ага. Поди-ка, сделай такое, имея в груди толстый прут, проткнувший легкое. Тут и вода, чуть теплая, мягкая, покажется ножом, только и ждущим момента, чтобы впиться в плоть изнутри, резануть, как следует.

Неожиданно стало легче дышать. Но не надолго. Маркитант выпучил глаза, ощущая, как внутри него что-то задвигалось, сбираясь в комок, поднимающийся к горлу. Шайн бесстрастно сидел рядом, чуть склонив голову. Катыш, скользящий вверх, стремился выбраться наружу, превращался в снежный ком, распирая изнутри легкие. Немного позже, полсекунды ли, четверть ли, трахею изнутри заполнило чем-то гладким. А потом маркитанта дернуло вперед, наклоняя к земле и, прямо под ноги все такого же невозмутимого хайна, Илья выблевал черный соленый сгусток. С всхлипом втянул воздух, жадно хватая его ртом.

По груди, внутри, с ощутимым легким треском, разбегался морозец. Боль отступала, отходя куда-то не очень далеко. Шайн довольно кивнул головой:

– Так лучше. Мне нужно поговорить с тобой, московит.

Везунчик не ответил, прислушиваясь к себе самому. Словам этого воина приходилось верить,

так подсказывал собственный опыт маркитанта. Ему, солдату, следопыту и охотнику павшей Савеловской крепости, видеть такие раны доводилось. Сам себе он мог бы дать часа три, пять от силы.

– Спасибо. – Говорилось легко, острой боли при вдохе не чувствовалось. – Так кто ты? И для чего тебе нужен я?

Шайн покосился в сторону проема. За ним, в темноте гигантских руин, хороводила страшная ночная жизнь.

– Меня зовут Хан, я кешайн, бывший телохранитель бывшего нойона Московии. Мой господин, мой друг, погиб сегодня утром. От моей руки, но это лучше ожидавшей его смерти. Ни позор, ни боль не коснулись его, он ушел к своим предкам, живущим в Вечной синеве, свободным человеком, батыром, погибшим в битве. Ты меня слушаешь, московит?

Илья слушал. И не только из-за отсутствия выбора. Ему оставалось жить не так уж и много. А этот странный человек, так и не снявший шлем с маской, спас его от долгого и мучительного страдания.

– Мой друг, господин Ли Да-Дао, достойно прошел свой путь. Он подарил мне жизнь, и только я сам превратил этот дар в Долг Жизни, священный для каждого истинного сына Народа. Смотри сюда, человек, считающийся купцом, чей истинный товар – жизнь других людей, а барыш всегда окрашен кровью.

Хан отстегнул ремень под подбородком, снял шлем, проведя ладонью по лысому затылку, покрытому, как и шея, открывшаяся взгляду, небольшими кожаными бляшками. Света от костерка хватило Илье, чтобы хорошо рассмотреть это уродство. Как и шрам, страшный, небывалый. Илья давно взял в руки настоящую боевую сталь, и оценить увечье смог. Как выжил странный воин после такого, как?!

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Я говорю с тобой, потому что ты сейчас одной ногой стоишь в вечном холоде, или что там у вас, московитов, вместо него? – Хан снова надел шлем. – Я рассказываю все это не просто умирающему человеку, живущему в развалинах. Сейчас все сказанное слышит твоими ушами Смерть. Мне, давшему обет молчания после Твари за Красным туманом, нельзя говорить. И я молчал так долго, как смог. За каждое оброненное слово приходило наказание. Возможно, что я понял это слишком поздно. Возможно, что сказав ненужное человеку из кирпичной крепости, я навлек беду на голову своего господина. Но это уже не важно. Сейчас меня слышишь лишь ты и Смерть, готовящаяся забрать нас обоих. Потому что мне также суждено скоро погибнуть.

Хан замолчал, неслышно дошел до костерка, подкинул в огонь сухо затрещавшие ветки. Горюн-трава и правда горит хорошо, но, самое главное, долго.

– Как-то не хочется умирать. – Илья поерзал спиной по стене. – Страшно. Хотя тебе, Хан, это известно наверняка, так?

– Так, – воин уже стоял у пролома в стене, смотрел в темноту. – И куда больше, чем ты можешь представить.

Намного раньше

Шипы, выпущенные неизвестной тварью, раскрошились о щит, выставленный Ханом. Сосед справа, юнец из приданной полусотни, защититься не успел. Толстая роговая игла пробила левый глаз. Он упал назад, заскреб пальцами, загребая еще не остывший песок. Но было не до него.