Кремлёвцы
Шрифт:
– Вроде как четвёртая.
– Что значит, вроде как? Ваш военный билет.
– А это что ещё за билет? Куда? В театр? – начал прикалываться Гончаров, который являлся юмористом и до некоторой степени «язвой» для нерадивых командиров.
Увы, увы, нерадивые командиры не столь редки, как и нерадивые курсанты.
Любимов снова стал свирепеть.
– Да я вас сейчас же отведу на гауптвахту.
Ну, уж тут все понимали, что он загнул, причём через чур загнул. Никаких прав арестовать кого бы то ни было, ни у кого из командиров ниже командира роты,
– Сдать военные билеты.
– Простите, проездные военные билеты на поезд? – спросил юморист Гончаров. – Так мы их в роте сдали.
Кажется, Любимов начал понимать, что он нарвался на весьма странную компанию и вскоре догадался, кто перед ним. Он не мог не знать, что именно с этого дня началось прибытие выпускников суворовских военных училищ.
Понял он и то, что нет ещё никаких военных билетов. Ну а удостоверения личности суворовцев уже документами не являются, да и не отдадут они их, если даже при них находятся. Это память о СВУ.
Он стал отчитывать, говорить о порядках в училище, о строгой дисциплине, но краем глаза заметил в начале плаца какого-то офицера, и предпочёл отпустить проштрафившихся перед ним, правда, приказав доложить командиру роты, что он просит их всех наказать.
Так произошло первое знакомство с порядками в училище, где и офицеры ниже майора и даже сверхсрочники – все начальники над курсантами.
После прогулки с в чайную, о результатах которой и доложить оказалось некому, Константинов и Гончаров получили задачу на уборку закреплённой территории. Там и познакомились поближе, пока мётлами махали, сметая грязь, оставшуюся после дождя, да уж и первые листочки, грядущего осеннего листопада, большого раздражителя курсантского спокойствия. Училище утопало в сочной зелени деревьев. Значит, скоро должно было начать утопать в уже подсушенной солнцем за лето и позолоченной осенью листве.
Вот ведь как. В советское время написал бы в сочной зелени – и всё совершенно ясно. Но ещё в девяностые, в период торжества либерастии, сочная зелень в умах многих перестала относиться к деревьям и сделалась сопоставимой с прокладками, только без крылышек и рожами американских людоедов. Вот бы их – этих людоедов – на прокладки с крылышками лепить – там самое место.
– Ну как тебе первый день в училище? – спросил Гончаров у Константинова.
– Скажу одно – это не суворовское…
– Точно, – отозвался Гончаров. – Приветствовать макаронника?! Ну и дела…
Напротив окон 4-й роты 2-го батальона были окна 1-й роты.
Ну и выход из противоположного крыла здания просматривался достаточно хорошо. Уже в первые дни Николай не раз убедился, как же ему повезло.
– Ты только погляди, – сказал Павел Гончаров, когда они возвращались с уборки – не спеша, возвращались, вразвалочку.
На противоположной стороне внутреннего двора главного корпуса рабочие команды 1-й роты построились, чтобы старшие могли доложить о выполненном задании. Высокий, худощавый капитан что-то долго говорил, медленно прохаживаясь перед строем. При этом фигура его оставалась
Подошёл курсант 4-й роты, который поступил в училище с гражданки, и сказал:
– Видите, тот самый ротный, к которому попасть не дай бог! Это вам не наш… Мы в увольнение – они на строевую, мы в кино – они на полосу препятствий. Так весь год. Весь первый курс. Этот ротный даже на Новый год никого не отпустил.
Другой курсант, с которым Константинов не успел ещё познакомиться, и сказал:
– Между прочим, он Новый год с ними встречал. Стол накрыли. Жена ротного пирогов напекла. Вот так.
Трудно было понять, одобряет говоривший или не одобряет то, что вся рота осталась в училище. А с другой стороны. Домой-то далеко не каждый мог успеть съездить, а в Москве родственники не у всех. Знакомыми же первокурсники не успели обзавестись. Где ж встречать то?
Константинов даже поёжился: «Новый год в училище? И что, москвичи тоже в училище Новый год встречали?»
Спрашивать не стал. Подумал только:
«Ну да что там – повезло, так повезло. В академии порядки куда проще. Тут за забор не выглянуть, там – по парку МВО гуляй – не хочу. Ну и ладно, хоть то, что в четвёртую роту попал, радует».
Главное то, что все, кого встречал Константинов в эти первые дни в училище, могли рассуждать о трудностях, о том, кому повезло, а кому нет, но каждый думал, а точнее, чувствовал на каком-то подсознательном уровне свою незыблемую связь с тем, что здесь, в училище, происходит. Связь с военной службой, сопряжённой с трудностями и лишениями, без которых она немыслима. И каждый был уже предан в душе профессии всей своей жизни.
Глава третья
«Направляетесь в первую роту!»
Все первые дни своего пребывания в училище курсант Константинов не переставал радоваться тому, что попал в четвёртую роту, а не в первую. Четвёртая рота шла в столовую спокойно, чуть ли не вразвалочку. Первая рота нарезала круги на плацу. Кто бы её ни вёл, сам командир роты или кто-то из командиров взводов – все добивались, чтобы и строевой шаг был на высоте, и песня звучала задорно, весело. А ведь учебный год ещё не начался, и курсантам казалось, что можно бы и не спешить с муштрой, как они сразу окрестили то, что происходило с первой ротой.
То же самое и на вечерней прогулке. В первой роте прогулка была не прогулкой, а внеочередным занятием по строевой подготовке. Для не посвящённого человека может показаться, что вечерняя прогулка – это свободное гулянье на свежем воздухе, что-то типа личного времени только обязательно на улице. Но в армейском распорядке вечерняя прогулка имеет совершенно иной смысл. Это прогулка строем, со строевой песней. Нередко для таких прогулок даже определялись задачи, к примеру, потренироваться перед смотром, закрепить вновь разученную строевую песню.