Кремлевские подряды Мабетекса . Последнее расследование Генерального прокурора России
Шрифт:
В борьбе с криминализацией общества мы будем терпеть поражение до тех пор, пока не избавимся от криминальных привычек в нашей обычной, повседневной жизни. Трудно требовать что-либо от рядового гражданина, если И. О. Президента РФ публично использует уголовное выражение «мочить в сортире», а воровское словечко «беспредел» так прижилось в «новом русском языке», что его активно задействуют в речи и теледикторы, и политики, и аналитики, и рядовые граждане.
Очень, очень высок уровень криминализации страны.
На своем опыте я убедился — главное для избирательной кампании — это деньги.
Основной мой денежный ресурс был — те 400 тысяч рублей, которые давал Избирком. А еще помогали
Наверное, где-то я сам виноват в том, что средств для избирательной кампании мы собрали в общем-то недостаточно. Во-первых, поздно принял решение баллотироваться в президенты. Во-вторых, начинать надо было именно со сбора дене — искать, как сейчас говорят, спонсоров. Я решительно не хотел связываться с теми, кто легко мог «отстегнуть» на выборы сотни тысяч долларов, — значит, деньги надо было просить у многих, кто мог дать понемногу. А для прокурора просить деньги — невозможно! Собственно, я так и не смог через себя переступить. Хотя во всех рекомендациях написано: «Если ты стесняешься просить деньги, то лучше не участвуй в выборах».
Отсутствие денег очень чувствовалось — считали каждую копейку. Я убедился, что на одной идее далеко не уедешь. Кстати, для многих избирательная кампания — один из способов заработать. Я сейчас говорю не о пиарщиках, не о специалистах в области общественных отношений — есть множество людей, готовых расклеивать листовки, заниматься всякими организационными делами потому, что регулярно зарабатываемых денег на жизнь еле-еле хватает. В моем штабе были и безработные — толковые ребята, грамотные! Но как это страшно — ощущать себя безработным, знать, что твой труд, твои способности никому не нужны.
А с какими замечательными людьми мне довелось работать в эту избирательную кампанию! Степан Калмыков, ректор Бурятского университета, бросил все дела, примчался в Москву, месяц работал в штабе. Прекрасно работали ребята из МАИ: они организовывали встречи с избирателями. В Новосибирске, Туле, других городах к нам присоединились и те, кто раньше работал с Лебедем, а потом оказался ему не нужен. Правда, были и такие, кто приходил случайно, с целью просто подзаработать, и выяснив, что мы больших денег заплатить не можем, удалялся восвояси.
Чтобы правильно понять и оценить моих сторонников, нужно учесть, что работали они подчас под невыносимым психологическим давлением. Власти всячески ставили им палки в колеса, нервировали, даже на допросы в милицию вызывали, пугали отстранением от основной работы, снятием с должности. Кое-кто, конечно, испугался…
Из этой избирательной кампании 2000 года вынес я и еще одно печальное наблюдение. Общество за последние десять лет — время демократических перемен — сильно деградировало. Я сужу даже не по Москве — в столице это не так заметно — по провинции, по Бурятии, по тому городу, где я вырос. Я вижу, как народ опустился, как люди спиваются. Снижается интеллектуальный уровень. Причина этому чисто экономическая — если человек не работает, значит, у него нет никакой надежды на будущее.
Это меня очень сильно огорчает. Я в молодости верил, что мы построим пусть не коммунизм, но богатую страну. В стройотряды ездили с энтузиазмом, и не из-за денег — заработаешь, хорошо, нет — ну что ж, зато как весело было! И мне казалось, что вот-вот, скоро мы будем жить хорошо, а я еще молодой…
Сейчас с грустью понимаю, что в России я уже никогда не буду жить в нормальном обществе. А с учетом того, что экономика до сих пор нормально не работает, — и дети мои вряд ли будут. Вот внуки — очень надеюсь. Вся надежда на внуков. И так, к сожалению, думаю не только я один — большинство.
Я
Французская «Le Temps» писала тогда: «Поражение Скуратова свидетельствует о том, что борьба с коррупцией не является приоритетной задачей современного российского общества».
Так уж сложилось, что у нас в России большинство людей голосует за сильного. Им хочется ощущать себя причастным к победе. И все еще безотказно действут «административный ресурс». Что ж, видимо, время тех, кто идет поперек общественного мнения, отстаивает свое право думать и принимать решение самостоятельно, еще не настало.
Сенатор от Бурятии
В августе 2000 года мне предложили баллотироваться в Госдуму по одномандатному округу на своей «малой родине» — в Бурятии. Это было очень лестное предложение. Оно говорило о том, что люди не просто верили мне — они активно поддерживали меня, боролись вместе со мной. Если бы меня избрали депутатом Государственной Думы (а вероятность этого была очень велика — об этом мне говорили и друзья-политики, подтверждали это и сделанные в Бурятии социологические экспресс-опросы), то я сразу же получал бы иммунитет от судебного преследования, но что еще важнее — высокую думскую трибуну для борьбы с моими гонителями. Конечно, это были огромные плюсы. Но они не смогли перевесить в моем сознании одного очень важного условия: избрание в Госдуму означало, что я должен был сложить с себя полномочия Генпрокурора. А уход с должности в такой момент, когда в следствии еще не были расставлены все точки над «i», означал бы мою капитуляцию. Пойти на это я не мог и, поэтому, поблагодарив выдвигавших меня товарищей, отказался.
Прошел год, и летом 2001 года теперь уже группа депутатов Народного Хурала Бурятии обратилась ко мне с предложением стать представителем республики в верхней палате российского парламента — Совете Федерации.
К тому времени от поста Генерального прокурора меня официально освободили, и я был волен как птица.
Откровенно говоря, это лестное предложение, как, впрочем, и в прошлый раз, особенно меня не удивило. Я вырос в Бурятии — это моя родина, и связи мои с республикой, которые я никогда не терял, были не показушные, а самые что ни на есть реальные. В свое время я помог подготовить проект Конституции Бурятии, проект Договора о разграничении полномочий между Бурятией и федеральными органами власти, отрецензировал по просьбе республиканского руководства массу других законопроектов. Я был одним из тех, кто создал в местном Госуниверситете юридический факультет, чем очень гордился и горжусь; сегодня там у меня много учеников, аспирантов.
Без ложной скромности могу сказать, что в Бурятии я человек достаточно популярный, известный. Юристов такого уровня, как я, в этой небольшой республике — единицы. Я много занимался законодательной деятельностью, прекрасно был знаком с проблемами преступности и, что немаловажно для «проталкивания» различных проектов, неплохо ориентировался в столичных коридорах власти. Поэтому предложение депутатов поработать в Совете Федерации было вполне естественно и логично. Кроме того, мне, истосковавшемуся по «большим» делам, самому хотелось поработать в Совете Федерации — высшем законодательном органе страны. В то время там было не так уж и много квалифицированных, профессиональных юристов. Например, в Комитете по конституционному законодательству и Комитете по судебно-правовой реформе специалистов не хватало. Мне самому было интересно попробовать себя на этом новом поприще, тем более что внутренне я чувствовал, что не только способен справиться с этой работой, но и смогу принести оказавшей мне доверие Бурятии реальную пользу.