Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора
Шрифт:
Эти слова – искренние, именно так я и думаю сегодня.
В своих многочисленных интервью Ельцин и его семья жаловались, как им тяжело, как необъективно нападает пресса на Татьяну, на их семью, ту самую, с маленькой буквы. Но никогда и нигде я не помню с их стороны даже желания войти в положение Скуратова с точки зрения человека. Попытки со стороны посмотреть, что же они сотворили своими действиями в отношении моих детей, жены… Просто задуматься, чего стоило теперь уже моей семье пережить все эти несправедливые нападки… Уже по прошествии времени, совсем недавно, жена сказала мне: «Мне даже страшно вспоминать о том времени. Я его хочу просто вычеркнуть из своей жизни…»
К счастью, все это прекрасно понимали простые люди, рядовые граждане моей страны – с кем бы я в те дни ни общался. В отличие от кремлевских «небожителей», у которых политиканство и желание любыми средствами реализовать свою политическую цель затмило все человеческое, чужое горе им было близко
Первое, чем я все это время занимался – это «держал удар». Это было очень непросто – вести борьбу с массированным кремлевским «прессом».
Я выстоял. Не скатился к алкоголизму, не деградировал, как ожидали мои недруги. Моя семья не разрушилась. Более того, скандал дал каждому из нас почувствовать, насколько хрупок этот мир и отношения внутри него. Меня поддержали дети. Я увидел, насколько сильна, как личность, моя жена. Как ни странно, бесчеловечный, унижающий наше достоинство «накат» Кремля только укрепил наши отношения: если раньше я мог себе позволить поворчать на жену, то на фоне происходящего мы поняли, что наша любовь не стоит всех этих мелочей. Меня поддержала теща, многие мои друзья – огромное им всем за это спасибо! И все равно было очень тяжело. Как-то в самый разгар травли, жена прогуливалась по дорожке около нашей дачи. Вдруг ноги ее подкосились, и она упала на землю: как потом выяснилось, резко подскочило давление. В панике я выбежал из дома, на руках донес ее до стоящей неподалеку лавочки. На шум из соседней дачи появился кто-то из родственников Макарова, заместителя главы кремлевской администрации, одного из моих гонителей. Он помог довезти нас до ближайшего медпункта. Пока ехали, в голове шевельнулась горькая мысль: «Теперь и они пусть знают, до чего довели совершенно неповинных людей»…
Держал удар я, держала удар и моя семья. Но не только этим жила наша маленькая и дружная ячейка общества. Ведь жизнь, что бы ни случилось, продолжает идти своим чередом. Так и мы, несмотря на все трудности, старались жить своими заботами. 30 апреля 1999 года женился мой сын Дмитрий. Удивительно, но день его свадьбы совпал с днем свадьбы его родителей – моей и Лены. Вскоре у них родилась славная девочка, моя любимая внучка – Елена Дмитриевна Скуратова, полная тезка моей жены. Вышла замуж за хорошего парня дочь Александра. Сейчас у меня уже четверо внуков. В июне 2002 года я сам справил свой 50-летний юбилей. Дата серьезная, наводящая на раздумья, дающая повод подвести какие-то итоги жизни…
Поздравить меня пришло много людей – друзей, коллег по прокуратуре, политиков. Поздравления поступили со всей страны, из-за границы. Прислал поздравительную телеграмму и бывший тогда Генеральным прокурором России Устинов.
Вскоре подоспел и второй, 55-летний юбилей.
Что еще… За это время я написал книгу «Вариант Дракона», и она разошлась по стране достаточно большим тиражом – 50 тысяч экземпляров. Не меньший интерес вызвала и вторая моя книга «Кто убил Влада?» Я стал соавтором нескольких учебников по конституционному праву, опубликовал ряд больших научных статей, подготовил учебник по прокурорскому надзору, вышло уже 4-е издание Комментария к Уголовному кодексу РФ, который издан в Китайской Народной Республике.
До моей окончательной отставки я не занимался вопросом своего трудоустройства, поскольку считал себя незаконно отстраненным Генеральным прокурором. В ту пору я давал по 3–4 интервью каждый день как российским, так и зарубежным журналистам. Мои интервью были практически во всех крупнейших агентствах, газетах и журналах мира.
Почему я это делал? В сложившейся ситуации я считал необходимым бороться с выступавшими против меня силами всеми доступными мне способами, открыто разъясняя свою принципиальную позицию. Думаю, я поступал правильно: в ельцинском окружении, говорят, скрежетали зубами, признавая, что и за рубежом, и среди простого российского народа отношение ко мне было совсем не таким, как хотели бы того за кремлевскими стенами.
После того, как на Совете Федерации я был официально уволен в отставку, мне предложили возглавить кафедру Конституционного права в Московском (сейчас Российском) государственном социальном университете. Истосковавшись по преподавательской работе, я с радостью окунулся в учебный процесс. Могу сказать, что отношения мои со студентами сразу заладились. Несмотря на всю раскованность современной молодежи, я чувствовал их уважение ко мне: многие студенты покупали мою книгу или учебник, просили подписать на память.
Не забывал я и про науку: более 20 аспирантов и соискателей ждали меня в Бурятском университете, где, будучи профессором, два года подряд я возглавлял Государственную аттестационную комиссию. Появились у меня аспиранты и в РГСУ.Важные шаги я сделал и по направлению к политике. В дни предвыборной президентской компании мне помогали сотни людей. Меня окружали исключительно порядочные, стойкие люди.
Они работали со мной не из-за денег, поскольку их просто не было. Они не искали какой-либо конъюнктурной выгоды, поскольку ее быть не могло. И тем не менее, они меня искренне поддерживали.
Это была особая категория моих сторонников, которые прекрасно знали, что я был гонимым, что власть
И таких преданных моим идеям людей по всей стране было много: во всех крупных областях и районах у меня были свои представители, штабы. Несмотря на все подстерегавшие опасности, они верили в меня, шли за мной.
Президентские выборы закончились, все вроде бы, успокоилось. Но я не хотел потерять для себя этих людей, утратить по крупицам набранный драгоценный багаж. Так возникла задумка объединить всех их в одну организацию, направить их позитивную энергию на благо и пользу обществу. Мы создали Общероссийское общественно-политическое движение «За справедливость и закон». Летом 2000 года в гостиничном комплексе «Измайлово» провели учредительный съезд, на котором было представлено около 60 регионов России, делегировавших в столицу своих представителей.
На нашем съезде было много журналистов, видеокамер. Подготовив документы, мы направили их на утверждение.
Одной из задач нашего движения была защита прав и свобод граждан. Более того, в окончательном названии организации мы использовали слово «правозащитное» – общественно-политическое правозащитное движение. Подготовив учредительные документы, мы направили их на утверждение в Министерство юстиции РФ. Минюст очень долго тянул с регистрацией движения, под разными предлогами делал нам замечания, просил что-то изменить. Мы исправляли, делали изменения в Уставе, других документах. Продолжалась эта волокита около года. В конце концов она нам надоела, и мы направили в суд жалобу.
Разобравшись, суд справедливо принял нашу сторону и сделал замечание Минюсту, что тот незаконно затягивает рассмотрение нашего вопроса. Позднее я узнал, что Кремль дал указание министру юстиции Чайке ни в коем случае не регистрировать наше движение. Вместо того, чтобы сказать Кремлю: «Извините, существует Закон об общественных объединениях, и если у движения Скуратова все правильно, мы их обязаны зарегистрировать», Чайка в очередной раз прогнулся.
Чайка выполнил команду Кремля. Но то, что он сделал, граничило с преступлением, поскольку стало «посягательством на конституционное право граждан на объединение». Что можно сказать по этому поводу? Только то, что давление на меня не прекратилось и после того, как Путин уже официально стал президентом России.
Боялся ли Кремль, что под мои знамена могут встать многие граждане России?.. Не знаю. Ведь после завершения выборов я четко разъяснил свои позиции. Да, в дни президентских выборов шла бескомпромиссная борьба, я резко критиковал Путина как кандидата. Эта критика отражала мою гражданскую и человеческую позицию.
После того, как выборы состоялись, ситуация поменялась. Конечно, выборы не были честными. Тем не менее, Путин был избран: он собрал много голосов. Значительная часть россиян высказалась в его пользу, предпочтение было отдано именно ему, а не мне или Зюганову. После инаугурации, хотел я того или нет, Путин стал президентом. Хороший он или плохой президент, но теперь все мы, его бывшие соперники, обязаны были смириться со своим поражением и всемерно помогать ему укреплять нашу общую Родину (хотя сам голосовал против него и стремился выйти победителем). Естественно, я оставлял за собой право высказывать свое мнение в случае явной неправоты президента, но резкую критику, естественную для предвыборной борьбы, я сразу же прекратил.
Однако в Кремле, видимо, все же боялись усиления моего влияния, и в регистрации нам было отказано под надуманным предлогом, что правозащитная деятельность исключает политические функции. Иными словами, если мы говорим о своей организации, как об общественно-политической, то она не может быть правозащитной.
Но это – глупость как с правовой точки зрения, так и с позиции здравого смысла.
Сейчас нет более важной политической цели в России, чем защита прав и свобод гражданина, поскольку мало существует на нашей планете государств, где права человека столь сильно ущемлялись бы и подавлялись, как в России. Я пытался объяснить в суде, что наше движение не собирается становиться на путь диссидентских организаций. Диссидентство в России уже себя исчерпало, сегодня его просто не существует. Моей целью было воссоздание правоохранительного движения на принципиально новых условиях, на принципиально новом подходе, когда и гражданские, и политические свободы, а также информация находятся на качественно более высоком уровне. Я хотел в своем движении все то новое, прогрессивное, чего мы добились за последние годы, объединить со всем тем лучшим, что было при социализме, когда акцент в нашей стране делался на социальные гарантии и права человека.
Эта моя задумка ни в коей мере не противоречила ни Закону об общественных объединениях, ни здравому смыслу. Но в России Закон до сих пор «что дышло – куда повернул, туда и вышло». Принятый едва ли не во всем мире уведомительный порядок регистрации (мы создали организацию – уведомляем вас, будьте любезны нас зарегистрировать и оформить документы), у нас превратился в разрешительный.
Выполняя волю Кремля, Минюст России фактически воспрепятствовал воле людей на объединение – зарегистрироваться нам так и не дали.