Кремлёвские тайны
Шрифт:
– А я тем более удивился. Такое вот оно, еврейское счастье. Я потом сам разобрался – олигархи позарез нужны были, чтобы на Западе видели, что у нас капитализм, как у взрослых. Но такие олигархи, чтобы не пытались своими деньгами власть повалить. Ведь деньги – это сила. Каждый по одному был уже опасен. А если бы двое объединили капиталы – вообще бы преград им не было. Вот и пришлось им совершенно постороннего человека в олигархи записать, чтобы на подставную фигуру не нарваться. Меня потом Ваграныч к себе звал. Ох как звал, прямо в ногах валялся.
Но сначала страшновато было. А деньги-то сразу как повалят – ну как лавина. Первые полгода сидел тихо, думал, придут сейчас и отнимут все. Да и еще боялся, что убьют. Ведь вся эта затея с олигархами не нужная оказалась совершенно. Но не трогали они меня, денег не отбирали. Потом вроде я осмелел, в свет выходить стал. Да вот нарвался с непривычки, – охрану эту дурацкую нанял, да еще деньги им немереные положил. Вот они и постарались. Два года я под наркозом ихним ходил. Что делал, что говорил – не помню. Как цыганка и говорила – морок напал. Я точно за это время не отчебучил?
– Ничего. Очень странно смотрелись, правда. И лицо у Вас все время было… Ну… идиотское в общем. И что вы теперь будете делать?
– Вообще или сейчас?
– Вообще. И сейчас.
– Вообще не знаю. Буду жить как простой миллиардер. Деньги-то при мне все остались. За минусом гонорара охране.
– А сейчас?
– А сейчас я тебя изнасилую.
– Хаха… Вы это что, серьезно?
Повисла пауза.
В том конце комнаты лениво текло монотонное псевдоинтервью. Открытая дверь бдительной секретарши виднелась за стеклом.
Баранович придвинулся поближе и, продолжая мило улыбаться, прошептал:
– У этого проклятого наркотика побочное действие такое. Если его перестать принимать, то жуткая похоть разгорается. Я ничего не могу с собой сделать. У нас еще 10 минут есть. А я два года ждал. Не бойся, все будет хорошо, я быстро.
И он схватил меня за руку и потянул к себе. Рука его была сильной. Я поняла, что мне не вырваться.
Я изрядно опешила. Звать на помощь – значит выдавать Барановича его охране. А если не звать… И стать потом мадам Баранович? Дети мадам Баранович. Машина мадам Баранович. Самолет мадам Баранович. Яхта. Бриллианты. Футбольная команда. Чем плохо? Я быстро метнула на него взгляд. Эти сильные руки. Эта застенчивая улыбка. Эти внимательные серые глаза. И эти бабки…
А он уже завелся не на шутку. Мы не сражались – он надвигался, я пыталась отползать, все еще не решив, как себя вести. При этом мы оба старались ничего не уронить и вообще поменьше шуметь.
И тут мой взгляд, в отчаянии метавшийся по комнате, остановился на золотой статуэтке, стоявшей рядом на столе. Статуэтка как статуэтка. Полуобнаженная девушка с лампой в руке. А ведь у меня фигурка-то получше будет, автоматически заметила я про себя. И бедра покруче. И талия у меня есть. И вообще…
Но она – золотая. А я?
Все эти размышления заняли лишь долю секунды. Решение
Ах, будь что будет! Я остановила свое попятное движение и тут же почувствовала на себе его руки. Я закусила губу – очень даже ничего ощущение оказалось. Вот он рванул мою блузку. Пуговицы так и посыпались на пол…
Это и было нашей ошибкой.
Сирена ударила в уши, в комнату ворвалась охрана. Меня зафиксировали как есть – с расстегнутой блузкой и полуспущенным чулком.
Вошла, цокая копытами, эта ужасная секретарша.
– Шшшшшайзе! Все-таки просочилась, дрянь, – процедила она, – Так-так…
Она принялась осматривать и обнюхивать Барановича. Тот сидел спокойненько так, снова пуская слюну и классно имитируя идиотизм. Только подмигнул мне почти незаметно. Фашистская мымра закончила исследование и изрекла:
– Фу, вроде пронесло. Успели. Компенсатор в вену. Два кубика. Ванна, массаж, сон.
Она, не оборачиваясь, указала в мою сторону.
– А эту – на медосмотр. И вон отсюда.
– Вы не имеете пра…, – глупо заверещала я, но мне брызнули в лицо из баллончика…
… очухалась я в машине без окон. Меня везли обратно. Напротив сидели те же охранники-близнецы, которые везли меня туда.
– Вам легче? – участливо спросили они?
– …ва! Это противозаконно! Я буду жаловаться! Вы за это ответите! – докончила я фразу и набрала воздуха для следующей.
Но они смотрели на меня с такой неподдельной добротой, что я заткнулась.
– Вы себя хорошо чувствуете?
– А что такое? – с вызовом ответила я.
– Вы в ходе интервью вдруг упали в обморок. Врач сказал, что это духоты. Ну и от волнения, наверное. Вы что-то кричали в бессознательном состоянии. Но ничего. Врач сказал, что у Вас все в порядке и просто надо отвезти Вас обратно.
– Но я не закончила интервью. Отвезите меня обратно.
– К сожалению босс срочно улетел в Цюрих.
– А когда он вернется?
– Мы не знаем. Но вы можете подать повторную заявку. У него очень напряженное расписание, но наверное месяца через три для Вас снова найдется окошко.
Я провела рукой по блузке – пуговицы были на месте.
В сумочке лежала папка с медсправками и мой так и незадействованный диктофон и еще один из конторы Барановича. Последний и включать не понадобилось, чтобы понять, что это тот самый прибор, с помощью которого Баранович пытался обмануть охрану. Бесполезные, то есть, оба.
Машина остановилась, дверь отъехала в сторону.
Тут же всунулась Ирина:
– У тебя все в порядке? Мне позвонили, сказали, что ты отрубилась.
Я растерянно оглядывалась. Я ничего не докажу. Я и себя-то не смогу убедить, что мне это все не приснилось. Близнецы продолжали приторно лыбиться мне прямо в лицо.
– Ну, – не терпелась Ирине? – ты ходить-то можешь?
Я молча кивнула и вылезла. За спиной лопнула дверь, взревел мотор и машина уехала.
– Интервью хоть успела взять? – спросили Ирина.