Кремлевские войны
Шрифт:
Среди прочего свидетельница Заикина сообщила, что Николов во время своих встреч применяет приемы гипноза и коллективного внушения: манипуляции со светом, с голосом, особый «жгучий» взгляд… Это было интересно. Это можно было использовать. Надо только заручиться мнением экспертов, чтобы не провинциальная журналистка, а ведущие специалисты подтвердили, что внушение действительно имело место.
Кстати, об экспертизе! Он уже заказал в Москве проведение экспертной оценки николовской схемы. Если крупные ученые авторитетно заявят, что схема «ННН» устойчиво работать не может и средства вкладчиков не могут быть возвращены, то тем самым будет доказан факт обмана. Ведь
Ермолаев набрал номер, терпеливо выслушал длинную серию гудков, а затем раздраженный голос руководителя экспертной группы. Оказалось, что ученый уже покинул свое рабочее место и находился в данный момент на даче, и звонок следователя оторвал его от заслуженного отдыха. Ладно, переживет. Ермолаев произнес полагающиеся извинения, а затем спросил главное, ради чего звонил: готова ли экспертиза? Оказалось, что готова на 80 процентов. Даже, пожалуй, на 90. Осталось только все оформить – и можно получать.
– И когда можно будет ее увидеть? – спросил Ермолаев.
– Да, пожалуй, через неделю, – отвечал эксперт. – Хотя нет, давайте заложим для верности еще два-три дня. Через десять дней.
– Почему так долго? – возмутился Ермолаев. – Вы же сказали: «Готова на 90 процентов»!
– Спешка в нашем деле неуместна, молодой человек! – строго заявил голос в трубке. – Каждый наш вывод всегда строго выверен и научно доказан. И стиль изложения тоже играет важную роль. Подобный материал нельзя писать кое-как!
– Хорошо, а в общих чертах вы мне можете сообщить результаты вашей работы? – спросил следователь. – Хотя бы главные выводы? Мне это очень важно!
– Хорошо, главный вывод могу сказать, – сжалился его собеседник. – Все эксперты – а над вашим заключением работали трое – сошлись во мнении, что функционирование организации «ННН» не является замкнутым. Эта организация носит принципиально открытый характер. То есть она может существовать, только постоянно получая финансовую подпитку извне.
– То есть это означает, что в случае остановки деятельности вернуть деньги всем вкладчикам невозможно? – уточнил Ермолаев.
– Совершенно верно, – подтвердил его собеседник.
– И никакой резервный фонд не поможет?
– Вопрос о так называемом резервном фонде у нас вынесен в отдельную главу, – объяснил руководитель экспертной группы. – Вы меня просили сказать вам главный вывод, я и сказал. А эту главу еще надо редактировать.
– Огромное вам спасибо! – ответил Ермолаев и повесил трубку.
Что ж, это уже было кое-что. С таким заключением, да с показаниями многочисленных свидетелей уже можно и в суд идти. А если добавится еще одно заключение, от психологов, специалистов по гипнозу – это уже будет вполне полноценное дело.
Впрочем, до суда еще далеко. Теперь пора вызвать на допрос самого обвиняемого. Он и так с этим здорово затянул. Надо сказать, Ермолаев сделал это вполне сознательно. Зачем заранее предупреждать врага о готовящемся нападении? Правильнее нанести удар, когда будут собраны главные улики. А в случае, если будет жалоба адвокатов (а у такого гуся наверняка будет не один адвокат, а целая группа) – почему, мол, не поставили вовремя в известность, у Ермолаева будет хорошая отмазка: обвиняемый постоянно переезжал из города в город, найти его и вызвать на допрос было невозможно.
Вот теперь можно и вызывать. Где он у нас проживает? Ага, в гостинице «Ермак». Ну конечно, такой человек должен жить в самой лучшей гостинице, в
А не придет – так еще лучше. Запишем в деле: уклоняется от явки. Так будет легче получить в суде согласие на арест. Хотя какой суд откажется арестовать такого человека, как Николов? Посмотрел бы я на такого судью!
Олег Николаевич взглянул на часы, затем в окно, за которым темнели сумерки. Ого, уже девятый час! Можно и заканчивать. Он собрал бумаги, запер сейф и направился к выходу.
…Семен Семенович Чубушный не случайно поручил вести «дело Николова» именно следователю Ермолаеву. Олег Николаевич выделялся среди коллег, и выделялся довольно сильно. Отличия начинались уже с биографии.
Олег Ермолаев закончил школу в памятном 1990 году. Сверстники боялись армии как огня – из казарм чуть не каждый день приходили новости о самострелах, повешенных, забитых до смерти, о целых взводах, подавшихся в дезертиры. А Олег не то чтобы не боялся – просто податься было некуда. Рос он без отца, мать поднимала его в одиночку – откуда взять деньги врачу или военкому, чтобы освободить единственного сыночка от армейского ужаса? Защититься вузом Олег тоже не мог – учился он не слишком прилежно, оценками не блистал. Зато многолюдная школа на окраине и улица с ее жестокими нравами научили его стоять за себя и правильно выстраивать отношения с людьми.
Армия эти умения еще укрепила и развила. Ничего плохого с ним вопреки материнским опасениям ни в учебке, ни в части не случилось. Может, потому, что Олегу, можно сказать, повезло: служил он не в мотострелковых частях, которые (наряду со стройбатом) считались самым рассадником дедовщины, а в артиллерии. Хотя и у них, конечно, были свои «дедушки» и были неприятные моменты – как без этого? Но Олег Ермолаев успешно прошел через эти испытания.
Выдержал он и другое испытание – ностальгию по беззаботным армейским годам. Нет, он вовсе не считал их лучшим временем в жизни. Олег смотрел не назад, а вперед. Теперь, в 19 лет, ему хотелось учиться. И еще в нем крепла страсть к справедливости. Она жила в Олеге еще со школы – видимо, это было его собственное, природное. А в армии укрепилась благодаря сержанту Мулгоджонову – здоровенному таджику, который своими кулаками поддерживал в роте справедливость, в своем ее понимании.
Ермолаев проработал год на заводе, а затем пошел в милицию – рядовым в полк ППС. Прошел еще год службы – и он с отличными рекомендациями поступил в юридический институт МВД.
Внешне он не слишком отличался от своих сверстников; можно даже сказать, повторял их путь. В те годы все кругом самозабвенно изучали право, юридические вузы множились, как грибы после дождя. Олег встречал своих школьных товарищей, которые учились по тем же учебникам, что и он, – кто в Академии права, кто на юрфаке университета. Но сходство тут было чисто внешнее. Они мечтали стать известными адвокатами, прокурорами; пределом мечтаний была должность судьи. Считалось, что человек, достигший такого места, не будет знать никаких проблем – и уже никогда. А Ермолаев с самого начала хотел стать именно следователем. Он не хотел зарабатывать на преступности – он хотел с ней бороться. Искоренять ее. Формула капитана Жеглова «Вор должен сидеть в тюрьме» стала его жизненным принципом. И как только он закончил институт, как только получил свое первое дело, то начал осуществлять это свое желание – наказывать преступников.