Кремлевские звезды

Ромов Дмитрий

Когда мы приезжаем на место, я даю таксисту двойную плату и говорю, чтобы он стоял и ждал хоть до конца света. Обещаю компенсировать простой. Он, хоть и нехотя, но соглашается. Ну а что, ребята мы серьёзные, суровые даже.

Парни остаются в машине, а я выхожу из бледно-салатовой «Волги» и двигаюсь к воротам. Ничего оригинального, меня встречает огромный плакат с мужиком, похожим на Франкенштейна. Он одет в пальто. Одну руку прижимает к груди, а другую отводит назад. Сзади за ним разворачивается панорама советских строек и маячит призрак социализма.

Надпись

на плакате гласит: «На свободу с чистой совестью!»

21. Это еще что за хрен?

На КПП я спрашиваю капитана Шевцова, именно к нему велел обратиться Динмухаметов. Старой школы человек, я таких уже мало застал, в той жизни…

Приходит усталый и молчаливый капитан лет сорока семи и уводит меня к себе. У него тусклые, утратившие интерес к жизни глаза и глубокая вертикальная складка на переносице. Я говорю, что мне от него надо и выкладываю перед ним деньги. Больше, чем нужно, но ничего.

— В любом случае, они останутся вам, — говорю я. — В обоих вариантах. Независимо от конечного решения.

Он кивает и смахивает две пачки в ящик стола, а потом встаёт и выходит из кабинета. Примерно минут через сорок я захожу в комнату, выкрашенную серо-зелёной масляной краской. Окно, два стула, стол. Захожу и сажусь. Договорился с Шевцовым, что разговаривать будем наедине. С одним-то я справлюсь, если что. Вероятно.

Через некоторое время дверь открывается и в неё входит пожилой, битый жизнью зэк. Жилистый, крепкий, седой, отдалённо напоминающий Георгия Жжёнова. Он весь изъеден глубокими морщинами и отравлен годами проведёнными в местах скорби. Это читается на лице. У него большие сильные руки, как с плаката про рабочих и крестьян.

Да он и похож на крестьянина. Этакий вид сибирского мужика, бывалого и сидячего, какого обязательно увидишь в трамвае или на рынке, вальяжно прохаживающегося по рядам с беломориной в зубах. Основательного и серьёзного.

Он заходит и останавливается. Внимательно рассматривает меня, щурится и сжимает губы.

— Присаживайся, Константин Степанович, — говорю я.

— Кто такой? — спрашивает он.

Я молчу и смотрю на него, примерно так же, как и он на меня. Но положение неравное. Я сижу, он стоит. Как перед начальником. Замечая такой перекос не в свою пользу, старый зэк подходит к стулу и тоже садится.

— Не догадываешься? — спрашиваю я.

— Что мне догадываться, я тебя насквозь вижу. Говори, коль пришёл. Не я же к тебе, а ты ко мне пожаловал.

— Это как посмотреть, — пожимаю я плечами. — Может, и ты. Не сам, так прислал кого.

— Вот, значит, ты какой, — кивает он, вроде как не слушая, что я говорю. — Всё, как излагают за тебя. Дерзкий, борзый, фартовый. И глупый, наверное, раз смерти не боишься.

— А мне не слишком много говорили, но так я тебя и представлял.

— Думал, значит обо мне, раз представлял?

— Ну, а как не думать? Ты же мне загадки загадываешь, да такие, что я и разгадать не могу.

— Не пойму, о чём ты, — хмурится он. — Прямо скажи,

коли есть, что.

— Могу и прямо, — соглашаюсь я. — Цвет сказал, что ты сход собираешь и заверил, что всё чётко будет, без подстав. Сказал, что ты гарантировал.

Туман никак не реагирует, внимательно слушая, что я говорю.

— А ты, — продолжаю я, — присылаешь киллера, чтобы меня завалить.

— Что ещё за киллер? — спрашивает он с нотами удивления.

— Мясник какой-то. Кто он не знаю пока. Но скоро узнаю, тебе весточку передам.

— Не надо передавать. Я не посылал никого и меня не колышет, кого ты там нашёл и где.

Интересное кино, неожиданно. Я полагал, что при прямом разговоре он не будет выворачиваться. И, опять же, если не он, то кто? Тот ведь именно от него привет передавал.

— Не я, — пожимает он плечами.

Врёт. Чую что, врёт.

— А кто же?

— А мне откуда знать? Видать есть люди, кто на тебя зуб имеет. Одноногий, например. Говорят, ты сынка его на нары упёк, а самому башку отбил. Так что кто вас коммуняк знает, может, решили всё потомство наше истребить?

— Что касается твоего сына Аскара, я хочу кое-что сказать…

— Ну, скажи, раз хочешь, — хмыкает Туман, — я тебе не начальник, чтобы рот затыкать.

— Я его убивать не хотел.

— Да какая мне разница? — щурится он и по лицу его пробегает тень, видать, разница, всё-таки есть. — Не хотел, но вальнул. Чё?

— Выбора не было, он на меня ствол наставил.

— Дуэль типа? — качает головой он.

— Нет, дуэли не было. Просто он напал и мне пришлось выстрелить.

— Дважды?

— Дважды, — подтверждаю я.

— Ну, раз Аскар ствол на тебя наставил, значит заслужил ты, я так понимаю. Видать давно хотел его грохнуть.

— Хотел бы убить, раньше бы убил. Или другим дал. Но я ведь его спас от гибели. Не знаю, в курсе ты или нет?

— Спасатель, значит, — холодно усмехается он.

— Сектанты на кладбище схватили как-то. Хотели его пиками заколоть.

— Сектанты? — поднимает он седые брови. — Ух, ты, молодец. Это тебе зачтётся. На небесах. Ну, ещё есть вопросы?

— Есть, — киваю я.

— Давай, а то заскучал я, к себе хочу.

— Ферик Ферганский, — заявляю я и молчу, ожидая реакции.

— Говори-говори. Чего Ферик-то? Знаю, что ты к нему ездил. Думаешь, впряжётся за тебя? А если впряжётся, то повлияет на решение схода? Как сходняк скажет, так и будет.

— Не то, — качаю я головой. — Не то, Туман. Тебе ещё пять лет здесь чалиться, так?

Он молчит.

— А Ферик эти пять лет время терять не будет. Он сейчас в силе, и сила его только растёт. Он ведь не просто законный вор, он новые порядки устанавливает. Потихоньку, без лишней спешки. Знаешь же, что он щупальца свои тянет к твоим людишкам. Ну, то есть, как твоим, они не твои, просто уважают тебя, прислушиваются. Лавэ не тебе шлют, но авторитет признают. А вот Ферика они уважать может и не будут, зато лавэ отстёгивать согласятся и станут его людьми. На исконных твоих землях.