Кремлевский джентльмен и Одноклассники

Чубаха Игорь Викторович

Князь усмехнулся. Мальчик очень азартен, когда чувствует близкий выигрыш. И точно так же опытный игрок может прочитать масти его карт, отразившиеся прямо в широко раскрытых глазах. Это не проблема. В одиннадцать лет еще не поздно учиться блефовать.

– Пас, Ленечка. Выводы верные. Но слишком очевидно. Не принимаю ставку.

Юшкаускас обернулся к беседующим через спинку переднего сиденья. Удивительно искренним злорадством светились его глаза, когда он, на правах гостеприимного хозяина пользуясь некоторым послаблением правил хорошего тона, показал Ленечке крепко стиснутый желтоватыми зубами

кончик языка:

– Цель велела таксисту ехать на телевиденье.

– Он у вас с войны, что ли? – неприветливо осведомился Ленечка, кивая на допотопный телефон. Но настроение Прибалту было уже не испортить.

– Верно. Я служил в Эс Эс. Но меня выгнали за жестокость, – по – свойски сообщил тот.

Рыжий вежливо тронул его за плечо, и посоветовал:

– Пристегнитесь, Прибалт.

Красные фары, и ярко – голубой неон вокруг номера авто, растаяли в ночи, унося странный квартет по проспекту. Юшкаускас сначала недобро оскалился, как бы говоря, что в советах не нуждается, но на Троицком мосту, невольно потянул ремень безопасности на себя, когда показалось, что машина сейчас взмоет в небо и сшибет ангела со шпиля Петропавловки. Чтобы затормозить, пришлось проехать почти весь Каменноостровский, впрочем, туда, в конец и надо.

С веток деревьев опадали пласты снега. Небо приняло фиолетовый оттенок, и в нем, словно на пороге райского казино, мигала разноцветными лампочками телевышка. Кубическое здание телецентра казалось погруженным во мрак, но Князь знал, что именно сейчас, ночью, там клепают новости, веселые шоу и серьезные программы о том, как нам жить дальше. Всю ту информационную вермишель «Доширак», что уготована огромной стране здесь, в этом болотном захолустье.

– Нет, я ни с кем не договаривался… – говорил все тот же голос. И в этом голосе слышалась и безнадюга, и несколько бессонных, в аэропортах проведенных ночей, и элементарно промокшая в снежной окрошке обувь: – но это новость. Это сенсационная новость. Я боюсь, что не смогу прийти завтра. Я боюсь…

Он уже не говорил, а кричал, потому что его тащили по ступеням лестницы два дюжих охранника в одинаковых черных костюмах, с надписью «Security» и полярной звездой меж лопаток.

– Ладно! Черт с вами, вы не ведаете, что творите! Но вы хоть посмотрите на снег. Ведь это может быть последний снегопад! – несчастный договорил, уже сползая по мраморной лестнице в сугроб, прибитый под вечер лопатами радивых дворников.

– Тут работы много не потребовалось, – заметил Юшкаускас и позволил себе угоститься следующим мандарином, кожуру аккуратно выбрасывая в открытое окно. Не в укор гостям, а просто так удобнее. – тут ведомый сам сделал все, чтобы его посчитали за психа. Сейчас ему лучший друг скажет – иди проспись.

– Человек чувствует, – сказал Князь, задумчиво, словно, припоминая древний эпос, цитировал по памяти, – что родной город не поможет. Двери закрыты на замки, трамваи не ходят, и даже такси сейчас уедет.

И правда. Таксист уже включил зеленый глаз, и выворачивал из сугробов, но промокший насквозь человек в плаще и легких, не по погоде ботинках все-таки успел распахнуть дверцу, и некоторое время они там о чем-то пререкались.

– У него деньги кончаются, – сказал Рыжий: – торгуются о том, до куда ехать.

– И

все-таки, – Князь обращался только к мальчику, жестом как бы призывая в свидетели остальных собеседников: – это еще не отчаяние. Ведь пока человек жив, у него остается память, прошлое, юность. Сейчас мы с вами увидим район детства нашего подзащитного.

На этот раз два автомобиля кружили по городу медленно, не нарушая правил ночного движения в снегопад при плюсовой температуре. Проехали мимо таинственно застывшего у гранитной набережной напротив лазоревого особняка легендарного крейсера. Оставили слева темно – красное старинное здание городской тюрьмы. Такси снова забралось на мост, и притормозило возле огромного здания правильной геометрической формы, с огромными антеннами и государственным флагом на крыше.

– Это Большой дом! – четко, как на экзамене сказал мальчик: – милицейское городское управление. По легенде кроме десяти этажей вверх, под зданием есть десять этажей подземных камер, где сидели в свое время Гумилев, Бродский и Кинчев…

Князь, не глядя, влепил ему дружеский щелчок по носу, прерывая непрошенную лекцию:

– Это ты, брат, опять лажанулся. Верно, было тут милицейское управление. Да только выгнали отсюда милицию. А теперь владелец у здания один, Федеральная Служба Безопасности России. Не туда ли?..

Пассажир вылез из такси, стоя на тротуаре, порылся в бумажнике, сунул пару купюр водителю и махнул рукой, проваливай мол. Немного дальше припарковался навороченный джип с бампером, которым можно при желании прижать к стене небольшого слона.

– Скажи, Робертас, – дружелюбно осведомился Князь, пристально глядя через открытое окно – а вооружены твои опытные латыши, наверное, авиационными пулеметами и гранатометом типа «Муха»?

– А вот надумает он сейчас перейти улицу, – недобро пообещал Прибалт, – и увидишь, чем вооружены.

Но человек, которого называли Целью, не пошел через улицу. Он долго стоял, сунув руки в карманы, словно любовался зловещим логовом контрразведки с чисто архитектурной точки зрения. При этом слегка покачивался с пятки на носок. То ли сосредоточенное размышление, то ли философское спокойствие. То ли дикая усталость и ноги уже не держат.

Наконец, он пошел прочь.

Светофоры на проспекте мигали желтым, и машин к трем часам ночи города почти не осталось. В призматический бинокль было отлично видно, как слегка сутулая фигура удаляется по узкой тропинке, протоптанной между фонарями бульвара и большими рыхлыми сугробами, которые еще вечером выглядели скамейками. Если уходить от слежки, то сейчас, подумал Князь, в этом городе каждый двор проходной.

Но этого не произошло. Фигура спустилась в занюханный полуподвальчик под вывеской яркой, как апельсин.

– Интернет – клуб, – заметил Прибалт и заговорил – зашептал в свой телефон, как будто срочно вызывал католического ксендза для очередной исповеди.

– Можно по ай – пи заблокировать, – внес предложение Ленечка.

– Вот это уже похоже на отчаяние, – задумчиво сказал Князь, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза: – Отчаяние, это когда ты, порыскав по миру, возвращаешься домой. И убедившись, что дома тебя не ждут, выходишь в мировую паутину. Там с тобой поговорят. Там тебя поймут.