Кремлевский опекун
Шрифт:
Как-то Дмитрий вернулся домой особенно окрыленный собственной удачей. Гости господина Духона, которых он вновь ублажил на рыбалке, щедро одарили деньгами, а затем стали гулять громко и широко. Какой-то навязчивый полный мужик – то ли японец, то ли монгол – со странным именем, которое Димка не запомнил, навалившись парню на плечи, требовал выпить вместе с ним.
– Да не пью я, оставьте меня в покое, – убеждал он «толстого».
Но тот упорно стоял на своем. Бывают же такие, не отвяжутся.
– Ты посмотри на себя, мужик, – добивался своего «японец». –
Побрыкавшись еще немного, Дима понял, что этот тип от него не отстанет. В итоге домой явился поздно и несколько перевозбужденным. Даже непонятно от чего – от выпитого или от назойливого гостя.
Владимира Андреевича дома не было. Он еще вчера предупредил, что на два дня уезжает в Москву по каким-то неотложным делам. Впрочем, Димку это не напрягало. Ему вообще было неинтересно, чем занимался и куда иной раз отправлялся отставной подполковник, по странному стечению обстоятельств некоторое время назад приютивший его у себя.
Час был довольно поздний. Настя, наверное, уже спит, подумал Димка. Стараясь не скрипеть половицами, он поднялся к себе в мансарду и вдруг отчетливо услышал негромкие всхлипывания. Звуки доносились из Настиной комнаты. Раньше Дима никогда не бывал у нее, но сейчас вариантов не оставалось. На всякий случай он шепотом спросил:
– Настя, это ты плачешь?
– А кто еще?! – Настя сначала всхлипнула, а затем и вовсе разревелась за дверью.
Больше Дима не стал ждать.
Небольшая комнатка была аккуратно прибрана. В углу тускло горел ночник. Настя сидела на кровати и пыталась сдерживать слезы. «Наверняка секунду назад вскочила, – подумал он, – вся подушка мокрая».
– Что с тобой, Настенька? – С того самого дня он больше никогда не называл ее так. – Тебя обидели?
Он тактично не спросил «опять обидели», чтобы не напоминать о том ужасном случае у озера. Настя ничего не ответила и продолжала рыдать.
«Будь что будет», – подумал молодой человек и, отбросив воспоминания о том, в какое страстное пекло его занесло в прошлый раз, обнял Настю. Девушка не сопротивлялась. И хотя всхлипы продолжались, они стали сдержаннее, а Настя как-то разом обмякла в крепких Димкиных руках. Она по началу доверчиво прижалась к нему, но неожиданно резко отстранилась и перестала плакать.
– Он подошел на улице. Сказал, знает, кто я...
Димка словно задохнулся в отложенном экстазе.
– Кто подошел? Ты о чем? Я ничего не понимаю.
– Мужик. Я подумала, что он меня принял за кого-то другого. Потому что сказал, что такой девушке, как я, нельзя без мужчины.
– Как это? Что ты несешь? То есть я хотел сказать, что он несет?! – возмутился Дима.
Но Настя не удостоила его объяснениями, а продолжала:
– Я попросила, чтоб он ушел, потому что не хотела его слушать. Не буду же я ему объяснять, что вообще никогда еще не была с мужчиной. Я, правда, Димка, не была...
– Не понимаю, при чем тут какой-то мужчина?
– Тогда он облизнулся и стал шептать, что давно за мной подглядывает и что этоне минует
Настя пробормотала еще что-то, но он не расслышал.
– Кто тебе шептал? Один из тех парней?
– Мужик. Другой. Старый, противный. Я заметила, он вылез из черной машины, наверное, очень дорогой. Раньше я его никогда не видела.
– Да забудь ты о нем!.. Бред.
– Не могу. Он сказал, что найдет меня! Он угрожал меня «сделать». А я не хочу, чтоб меня кто-то «делал»... – Настя вновь прижалась к Диме.
Две или три выпитые парнем рюмки водки, смешавшись с ее жарким дыханием, кружили голову, возбуждали плоть. «Сейчас она разрешит делать с собой все что угодно и не станет сопротивляться», – мелькнула непонятная мысль. Будто раньше она не разрешала ничего, а он пытался сделать с ней что-то. Чушь.
– Я не хочу, чтобы он меня нашел. Понимаешь! – вдруг, словно в истерике, завизжала Настя. – Я никого не хочу! Они все на меня пялятся! А мне противно.
– Да успокойся ты, в самом деле, никто тебя не тронет.
– Они трогают. Понимаешь, трогают. Не так, как те, у озера, но все равно гадко. Каждый раз, где только могут. Ну почему? Я просто не понимаю.
– Больше не тронут.
– Что ты зарядил как попугай? Тронут – не тронут... Тронь ты! Возьми меня сам... Если это не больно – а он сказал, что не больно, – я не стану бояться.
Настя вдруг потянула Диму на себя и лихорадочно обхватила его сначала руками, а затем и ногами. По тому, как она это делала, Димке нетрудно было догадаться, что она ничего не умеет.
– Я сумею, сумею. Не бойся. Иди ко мне. Мне хорошо с тобой!
Она словно угадала его мысли. Хотя он-то что умел? Видел один раз, как в детдоме старшие мальчишки занимались этим с нянечкой «грудничков». Противной такой теткой. Она умела...
Дима оказался между разгоряченных бедер, его губы неуклюже уткнулись в ее подбородок. Но Настя сама отыскала их. Внезапно он понял, что она почти раздета. Нет этого жалкого бесцветного платья... Нет нелепых черных трусиков... Сквозь тонкую рубашку он ощутил горячее прикосновение ее нежного упругого живота и, несмотря на предельное напряжение, испытал необыкновенно сильный прилив сил.
Настя выгнулась всем телом. И тут он, как набухшая почка, переполненная накопившимся за всю предшествующую жизнь живительным соком, буквально взорвался. Не в силах больше сдерживать себя, он нежно овладел ею.
В какое-то мгновение он почувствовал, как Настя дернулась от боли и пробормотала: «Ну и пусть», а затем к ним обоим разом пришла сладость, в секунды переборовшая все иные эмоции и чувства. И они вместе, неумело подгоняя друг дружку, стали набирать животворный ритм этого действа.Весь мир отлетел в одну сторону, а их чувства в другую – загадочную и коварную страну, где приход ранней весны сопровождается неизбежными громом и молниями, половодьем рек и пробуждением первородного греха.