Кремовые розы для моей малютки

Паветра Вита

«Штучки-дрючки», думал Майкл Гизли, гипнотизируя взглядом телефон. «Да что же ты молчишь, рухлядь ты старая... зар-раза!» Кто угодно пусть позвонит, неважно. Что угодно делать буду, хоть пешком в другой город пойду — лишь бы не думать о смерти друга. Работа, она спасает от горя. Потом, все потом... дома.

Телефону было глубоко плевать на переживание громилы-стажера, на бурю в его душе. Телефон — безмолвствовал.

«Может, взял да и сломался нахрен, а я тут жду, как идиот...а? Что думаешь, парень?»

Последняя фраза относилась к миниатюрной фигурке ангела, смущенно замершей посреди железного хлама. Кто спер ее со стойки похоронного бюро — осталось тайной, да и так ли уж

это важно? Начальство, при виде «натюрморта», хмыкало и бурчало. Мол, развели хламовник и срачевник... а от грохота — мертвые в могилах, небось, вздрагивают — неужто Второе Пришествие?!... а ведь до него еще далеко... бу-бубу-бу-бубу... Побурчало-побурчало — и на этом все. Может быть, оттого — внезапно понял Майкл Гизли — что ангел оказался здесь очень уж уместен. Да-да, именно здесь. В минуты разочарования и бессильной злости (а двадцатитрехлетний стажер Майкл Гизли, за недолгое время своего пребывания в Отделе по расследованию убийств, успел испытать и то, и другое) — какая-никакая, а все-таки поддержка. Как-никак, а на душе... нет, не радостней. Спокойней, что ли? О, точно! Спокойней. Еще бы телефон не молчал, угу.

И, будто подслушав его мысли, древний аппарат, наконец, откликнулся, загрохотал! Гизли вздрогнул и сорвал трубку.

— Нашли мы, нашли! — завопил ему в ухо радостный голос. Казалось, мужчина на другом конце провода еще и приплясывает от нетерпения.

— Кто вы, представьтесь. Откуда вы звоните? Что нашли-то? — спросил Гизли, подвигая к себе ручку и чистый лист бумаги.

— Из «Райских кущей». Автостоянка такая — самая шикарная. Сразу за главной площадью. Между соборами святого Фомы и святой Клары. Знаете? Ай, хорошо как, услышал Бог мои молитвы!

— Ваши матюки Он услышал, — пробурчал кто-то на заднем плане. Однако Майкл Гизли разобрал все до последнего словечка.

— Заткнись и не позорь меня, дебил! Давно бы надо тебя уволить, — огрызнулся звонивший.

— Да кого вы найдете — пахать без продыху за такие, тьфу, гроши?! И что вы дядюшке скажете?

— Я т-тебя щаз-з...

Из трубки послышался звон металла, шипение и визг, что-то тяжелое упало и покатилось.

Майклу Гизли надоел этот «радиоспектакль». Больше всего на свете ему сейчас хотелось швырнуть трубку, но сделать это не было никакой возможности. Да что ж они там нашли?! Майкла Гизли распирало от любопытства.

— Простите, господин офицер, — покаянным голосом сказал звонивший. — Это у нас тут разбор... я хотел сказать: рабочие моменты.

— Вы хозяин автостоянки? — догадался Гизли.

— Ну да. Рональд Энс, к вашим услугам. А бесстыжая, ленивая рожа рядом со мной — охранник.

«Интересно, он через час до сути доберется? Или полчаса хватит?», подумал Гизли.

— И что же вы нашли, господин Энс? У нас в отделе всего один телефон. Понимаете, да? Возможно, кто-то еще пытается сейчас до нас дозвониться. Давайте-ка побыстрей!

— Ох, простите, господин офицер! Это я от радости в себя придти не могу — вот и разболтался. Труп мы нашли, труп — вот прям щас.

Гизли подобрался.

— Мужской? Женский? Возраст?

— Мужской. Лет сорока пяти, похоже. Никогда бы не подумал — такой приличный на вид господин — и баловался угонами. Надо же... Так вы скоро приедете?

— Скоро, скоро, — подтвердил Гизли.

— Божечки... ушам своим не верю! Вы, наконец-то, займетесь нашей бедой?! Неужели это паскудство, наконец, прекратится? Сам себе не верю... услышал ты мои молитвы, Господи! Спасибо Тебе! Самую большую свечу в соборе поставлю!

— Стоп, — прервал этот поток радостных славословий Гизли. — Какое паскудство? Вы о чем?

— Да угоны эти почти еженощные. Забыли уже? Сами же говорили, чтобы не звонили

вам зря, время не отнимали. Мол, угоны — это не по вашей части. Вот как убьют кого прямо на стоянке, а вы — мы то есть — его «хладный труп» найдете, тогда и приедем.

— И вы его нашли, — вздохнул Гизли.

«Или сами грохнули, потому как достал он вас.»

История с угонами тянулась уже месяц. Однажды кто-то пришел ночью забирать машину (внезапно понадобилась, да!), а ее — хе-хе! — и нету. Крики, оскорбления, чуть ли не драка... а где-то и она; не все умеют и хотят сдерживаться. Скандал за скандалом, каждый божий день. Но качай ты права, не качай — толку-то? Нету машины, не-ту — и хоть ты застрелись!

Машины стали менять местами, а то и перегонять на другие стоянки, словом, двигать их — как фигурки на шахматной доске. Но Угонщик-Невидимка неизменно их обыгрывал, раз за разом ставил измученным неизвестностью хозяевам и шах, и мат. Потом — внезапно для всех! — настала неделя передышки. Все: и хозяева машин, и хозяева автостоянок, больших, средних и совсем крохотных; охранники, полицейские из Отдела по расследованию хищений — устало выдохнули и скрестили пальцы на удачу.

Неужели все закончилось, недоверчиво перешептывались обыватели — у себя дома или в барах. Вроде, ничего страшного не произошло. Но это ведь дело такое: сегодня не произошло, а завтра — обязательно произойдет. Кто знает, что в башке у этого негодяя. Или в машину к себе заманит — уж он-то сумеет, ага-а! — а потом на полном ходу из нее и выбросит. Или же выбросит, остановится — и машиной жертву свою доверчивую «отполирует», туда-сюда, сюда-туда... собирай потом его руки-ноги-кости по всей округе. А, может, он — угонщик этот — вовсе и не один. Может, их двое или трое. Ох, чего они натворить могут — как подумаешь, как представишь, брр! — глаза сами зажмуриваются. И открываться потом не хотят. Небось, фантазий у этого... у этих... буйная, веселая такая фантазия. Им только попадись — ног не унесешь. И головы, да. Ох, спаси нас, бедных, святая Клара!

Маленькие дети просто обожают страшные сказки. Можно без леденцов, ирисок и шоколада их оставить, только не без очередной порции кошмаров. Если же слушать больше нечего — ведь любая сказка когда-нибудь заканчивается, дети начинают сочинять их сами. Так поступали — вольно (от скуки) или невольно (от страха) — и многие взрослые жители города. Газетчики делали все, чтобы не стихал нервный, какой-то болезненный интерес к Угонщику-Невидимке. Разумеется, писать об этом — означало строить гипотезы и раздувать подозрения, подбросить, как бы невзначай, «дровишек в костерок», публиковать непроверенные свидетельские показания; грубо говоря: сочинить серию триллеров, опираясь на некие аргументы. Ах, как это было соблазнительно... О цифрах возможных тиражей не просто хотелось мечтать — на них хотелось молиться! Газетчики ухмылялись и потирали руки, в предвкушении своего «печатного» счастья — и, взахлеб, ругали полицию.

«Неслыханные по своей наглости происшествия уже который раз омрачают умы и души горожан — честных налогоплательщиков, подписчиков и покупателей нашей газеты. Почти каждую ночь неизвестный угоняет частные автомобили — от его бесчинств не спасают ни камеры наблюдения, ни бдительная охрана. Поэтому дерзкого преступника окрестили — Угонщик-Невидимка. Каждую ночь исчезают авто, а под утро — возвращаются на стоянку. Но в каком виде?! Грязь на корпусе, царапины, порой, разбитые фары и взбесившийся спидометр. Дерзкий преступник не только наносит владельцам авто материальный урон, этот негодяй еще и глумится над самой идеей частной собственности! Бесконечный стыд — вот что испытываешь, думая о вашем бездействии, нерадивые господа полицейские!»