Креольские ночи
Шрифт:
– Нет! – отрезал Рене. – Твоя верность вне всяких сомнений. Но у тебя доброе сердце. Я не могу позволить, чтобы эта девочка затерялась в Новом Орлеане, распространяя свою ложь, из-за того лишь, что ты посчитаешь нужным следить за ней менее тщательно, чем должен. Сейчас, когда я обучаю ее верховой езде, особенно важно, чтобы ты следил за каждым ее шагом.
Веселые огоньки исчезли из глаз Луи, и он с ужасом взглянул на Рене.
– Учите ее ездить верхом? Но, месье, она боится лошадей, вы сами это сказали. Вам
Рене сжал зубы.
– Она просит, чтобы я ее учил. Хочет преодолеть страх, чтобы однажды ускакать глубокой ночью.
– Вы это знаете и все же учите ее? Почему?
Рене помолчал. В самом деле, почему он собирался дать ей еще одно средство убежать от него, чтобы она смогла добраться до Нового Орлеана и распространять там свои сказки?
Одна из причин заключалась в том, что он тяготился необходимостью держать ее в заточении.
Но была и еще одна, самая важная причина обучать ее верховой езде.
– Я не могу видеть ее испуганной, – сказал он. И это была чистая правда.
– Но это не помешало вам заставить ее бояться меня, – тихо сказал Луи. – Может, вы ревнуете ее ко мне? Или же опасаетесь, что я помогу ей убежать?
– Нет! – процедил Рене сквозь зубы. – Я просто не хотел, чтобы она обращалась к тебе за моей спиной.
– Должен признать, что у мадемуазель есть свой особый подход. Ей трудно отказать в любой ее просьбе.
– Но ты откажешь, не так ли? – требовательно спросил Рене.
Луи пожал плечами:
– Все зависит от самой просьбы.
– Она околдовала и тебя тоже, правда? – резко спросил Рене, несмотря на шутливый тон слуги.
Луи перестал улыбаться.
– Нет. Будь это так, я поверил бы во все дурное, что думаете о ней вы.
Рене тихо выругался.
– Ты и вправду думаешь, что она дочь Филиппа? И что я убил ее драгоценного любовника Уоллеса?
– Я думаю, вы ошибаетесь в ней, вот и все. О ее отношениях с месье Ванье и этим Уоллесом я ничего не знаю. Но готов голову дать на отсечение, что ей не знаком тот грязный образ жизни, который, по вашему мнению, она вела. И я знаю, что она действительно скорбит о своей матери и Уоллесе.
– Так она скорбит? – пробормотал Рене, и в его глазах промелькнула боль. – Тогда я, правда, ничего не понимаю.
Луи оставил его слова без ответа, и Рене снова посмотрел в сторону лестницы.
Пятью минутами позже Элина спустилась с лестницы в своем новом костюме для верховой езды. Она была так зла на Рене из-за платьев, что едва ли заметила, как странно смотрели на нее мужчины. Шелестя юбками, она резво преодолела последние несколько ступенек и с притворным безразличием обратилась к Рене:
– Ну что, идем? Я сгораю от нетерпения сломать шею на этой твоей лошадке.
Луи с тревогой взглянул ей в глаза.
– Мадемуазель, если вы не хотите ехать верхом…
– Что
– Я весь день с нетерпением ожидал этого урока, – сказал Рене, подавая ей руку.
Прежде чем неохотно протянуть ему свою, она перевела взгляд с лица Луи на лицо Рене. Луи извинился, произнеся несколько вежливых слов и испытующе глядя на Элину. Как только они вышли из комнаты, Элина решительно перешла к вопросу, который не давал ей покоя с раннего утра, с того самого момента, как она проснулась.
– Зачем ты украл мои старые платья? – спросила она, выдернув руку из руки Рене.
– А ты бы стала носить новые, если бы я их оставил?
– Конечно, нет.
– Вот тебе и ответ на твой вопрос.
Она остановилась, твердо уперев руки в бока.
– Ты не имеешь права брать то, что принадлежит мне. Он пытливо посмотрел на нее.
– Согласен. Но я не видел иного пути заменить твой жалкий гардероб более достойным. Согласись, тебе нужна одежда. Даже для уроков верховой езды, о которых ты так настойчиво просила.
– Кажется, тебя не слишком волновало, как я одета, когда мы последний раз ездили верхом! – сказала она, вспомнив ту безумную скачку через поля.
– Зато сейчас меня это волнует.
Он посмотрел на нее, и взгляд его смягчился.
– Мы напрасно спорим, дорогая. Я уже отдал твои платья слугам и нисколько об этом не жалею. Согласись, что ты восхищаешься новыми платьями, хотя виду не подаешь.
В гневе она воздела к небу руки и направилась к двери. Рене, самодовольно ухмыляясь, последовал за ней.
– Ты совсем не слушаешь, что я тебе говорю, верно? – заявила она. – Конечно же, я нахожу эти одежды прекрасными, великолепными. Но это не имеет ни малейшего значения, потому что я знаю, зачем ты мне их купил. И я вовсе не собираюсь наряжаться, как кукла, для того лишь, чтобы услаждать твой взор.
Он схватил ее за руку и повернул лицом к себе, осмотрел со всех сторон ее наряд – плотно облегающий жакет с глубоким вырезом поверх отделанной кружевами блузки, юбку для верховой езды из хлопчатобумажной ткани с великолепным зеленым рисунком и серые полусапожки.
Затем, пока она не успела опомниться, он ухватил подол ее юбки вместе с нижней юбкой и задрал их кверху, открыв шелковые панталоны, сшитые, по словам мадам Лаплант, по последней парижской моде. Элина задохнулась от возмущения и, покраснев, одернула юбку.
Рене рассмеялся:
– Ты прекрасно выглядишь, милые глазки. Но когда ты одета соответствующим образом, это меня вовсе не развлекает. Во всяком случае, не в том смысле, который ты подразумеваешь. – Он улыбнулся, отпустил ее локоть и провел ладонью по ее руке. – Должен признать, мне приятно видеть тебя в новой одежде, хотя тебя и раздражает необходимость ее носить.