Крепость души моей
Шрифт:
– Макхренона, – сострил Синицын.
Никто не засмеялся. Пожалуй, никто и не услышал.
– У Кинга город накрыли куполом, – Боря развел руками, изображая купол. – И у Маккаммона в «Кусаке». Ни въехать, ни выехать, как у нас. С той стороны и армия, и полиция, и журналисты – никак. Хоть на танке ломись.
– На вертолете? – спросил Николай Акимович, полковник в отставке.
Николай Акимович выгуливал правнука. Правнук, бутуз двух лет от роду, жался к ноге полковника. Глаза мальчишки блестели, как две маслины. Они были похожи,
– И на вертолете, – кивнул Боря.
– Я на «крокодиле» летал, – сказал Николай Акимович. – На двадцать четверке. Нас из Ашхабада перебросили, в июне 80-го. Мы Гору Воров брали, под Файзабадом…
– Гора Воров? – не понял Боря. – Это как в фэнтези?
– Ага. Сперва «Град», а мы – по ночам. Чистая фэнтези…
– На «вертушке», – поправил верзила Синицын.
– Что?
– Надо говорить: летал на «вертушке».
– Почему?
– Так правильно. Я в интернете видел.
Николай Акимович не ответил.
Сигналя, на улицу въехала цистерна с питьевой водой. Шофер долго разворачивался, втискиваясь между синей «девяткой» и «Audi Sportback». Наконец ему удалось встать так, чтобы осталось место для разливочного столика. К цистерне потянулся народ, держа в руках пластиковые бутыли. Все молчали. Казалось, заговорить – означает пропасть.
Одно лишнее слово, и небо упадет на землю.
– Ну вот, – Боря привстал, желая вернуть себе внимание публики. – Кусака под землей спрятался, а город накрыл куполом. Он ловил звездную революционерку, а она в нашей девчонке пряталась. В штатовской, то есть. Кусака людей хватал, собак. Он из них монстров делал.
– Тут станешь монстрой, – вздохнула бухгалтер Фрайман. – Тут крокодилой станешь. И без твоего Кусаки. Ой, мама моя, мама, что из нас жизнь делает…
Она раскрыла складной стульчик и села поближе к Боре. Клубок, спицы – недовязанный носок двинулся к своему завершению. У бухгалтера Фрайман было много родственников, нуждающихся в теплых носках.
– Человеком надо быть, – возразил Николай Акимович.
– Вот и будь, – отмахнулась Фрайман. – Давай, Боренька, дальше…
Красавица Макуха наклонилась к очкарику:
– А зачем Кусаке монстры?
– Революционерку искать, – воспрял Боря. – Кусака под землей прятался, а монстры по городу лазили. Переговоры вели, все такое… Народ мочили, не без того. Угрожали, что всех замочат. Если не отдадут, значит.
– Хорошо хоть, у нас не лазят, – вздохнула бухгалтер. – Монстры твои.
– Хорошо, – согласился Николай Акимович.
– Ласё, – кивнул правнук.
Подошли сестры Чиковы. На поводках они держали двух английских бульдогов. Один из бульдогов хрюкнул и лег. Второй тоже хрюкнул и сел. Поводки провисли. Сестры Чиковы набросили петли себе на запястья и с хрустом размяли пальцы. Обе преподавали в музыкальной школе: старшая – виолончель, младшая – фортепиано.
– А в городе банда была, – сказал Боря сестрам. –
– Банда, – с завистью протянул Синицын. – Живут же люди…
Синицын хотел в банду.
– Ты короче, – велел Николай Акимович. – Чем дело кончилось?
– Чем-чем, – вздохнула бухгалтер. – Ой, мама моя, мама…
– Выбрались? – настаивал полковник.
«Дура ты, – читалось в его взгляде, обращенном к Фрайман. – Носочница…»
– Ага, – кивнул Боря. – У них Техас. Ружья, револьверы. Динамит еще был. Они под землю спустились, к Кусаке. Революционерка, шериф, пацан-вожак с папой… Грохнули гада и выбрались. Не все, конечно…
– Не все, – вздохнула бухгалтер.
– Выбрались, – строго поправил Николай Акимович.
И вздохнул в свою очередь, чем сильно удивил Фрайман:
– Ружья, динамит. Живут же люди…
В листве каштана пробивалась ржавчина. Дремали бульдоги. Черная кошка, с опаской косясь на собак, подкрадывалась к голубям. Очередь возле цистерны иссякла. Продавщица сморкалась в платок. Ветер гнал по асфальту обрывок рекламки.
– На ангела с динамитом, – сказала старшая сестра Чикова.
– Нонсенс, – поддержала младшая. – Что вы городите, Николай Акимович?
Полковник взял правнука на руки:
– Да хоть на архангела! Была бы польза.
14:35
…дай, говорит, помереть спокойно…
– А я так…
– А мы так…
– А я так…
– А мы твою шашечку скушаем…
– Кушай-кушай. Не подавись…
– А если подавлюсь? Все равно сдохнем…
– Сдавайся и дохни на здоровье…
Чирикали воробьи. Журчал фонтан. Взвизгивали ролики на крутых поворотах. Иван Кузьмич, заслуженный механизатор сельского хозяйства, сдаваться не хотел. Уход на пенсию не сломил его упрямства. Закусив губу, он изучал ситуацию на доске.
– Очки надень, – издевался Пинчук, в прошлом врач-окулист.
Иван Кузьмич надел.
– Теперь сними, – Пинчук хохотнул. – Однохренственно, брат…
Зрители, стоящие за спинкой скамейки, вздыхали с сочувствием и надеждой. Игра шла на вылет, многим не терпелось занять место Ивана Кузьмича.
– Я-то ладно, – невпопад сказал заслуженный механизатор. – И ты ладно.
– И я ладно! – хлопнул его по плечу скрипач Рубинчик, первый в очереди. Седые волосы Рубинчика падали на плечи, черный хлопок футболки был засыпан слоем перхоти. – Вставай, Ваня, не тяни кота за яйца…
– И ты, – согласился Иван Кузьмич. – Мы пожили. А им за что?
Он указал на девчонок, обсевших край фонтана.
– При СССР такого не было, – вздохнул Пинчук. – Никаких ангелов.
– Не было, – согласился Иван Кузьмич. – А знаешь, почему?