Крепость Магнитная
Шрифт:
— Уходи!
— Чудак ты, ей-богу, — как ни в чем не бывало заговорил Пузырь. — Нет у меня никакого ножа. Не такой я, как ты думаешь.
— Уходи! Казнокрад несчастный… Тебя в лавку тогда поставили, думали, честно работать будешь, а ты чем занялся? Поджог устроил, хотел растрату скрыть…
— Да ты что раскричался. Я ведь так, нарочно. Пошутить, что ли, нельзя? А ты — за табурет… Друг, называется.
— Про отца тоже нарочно?
— С ума сошел! Какой же мне смысл врать? На, возьми свое письмо да
Пузырь ушел, а Порфирий еще долго сидел на койке, думал: «Да, выпало времечко!»
23
Стоя перед зеркалом, Галина с полчаса возилась с прической. Затем достала из сундучка кремовое платье, белые туфли. Минуту спустя подошла к дочери, нежно коснулась ее мягких светлых волос:
— Вставай, кнопка. Ну-ка, быстренько!
Перед тем, как выйти из дома, поели картошки с селедкой. Выпили по стакану чая. Больше в доме ничего съестного не оказалось. Да и деньги почти кончились: получку опять задержали. Так что приглашение в гости было очень кстати.
На трамвайной остановке, где они сошли, Аленка первой увидела тетю Розу. Подбежала к ней:
— Здравствуйте! Вот мы и приехали.
Роза Павловна подхватила девочку на руки:
— Вижу, моя хорошая, вижу.
А Галина опять подумала: «Как должно быть скучно женщине без детей».
Когда подошли к землянке и стали спускаться вниз по ступенькам, Аленка была поражена: почему домик, в котором живет тетя Роза, наполовину в земле?
— Провалился, да? — допытывалась она.
— Так построили, чтобы он был теплый, — пояснила мать.
Но эти слова для Аленки ничего не значили. Ощупала стенку и с полной уверенностью заявила, что все равно неправильно построили — холодный он, домик! Рассматривая подземное жилье, она не переставала интересоваться: «А что это? А почему так?» Не мог не вызвать удивления стоявший в углу треногий примус. Роза Павловна не нашлась, как лучше объяснить девочке, и назвала его печкой, на которой суп варят. Аленка осмотрела примус и вдруг сказала:
— А куда ж дрова подкладывать?
— Здесь не дрова, а керосин…
— Печки с керосином не бывают! — отрезала Аленка и добавила, что керосин у них дома в бутылке стоит, его зажигают в лампе, когда электричество тухнет.
Пока Галина чистила и резала картошку, Роза разожгла примус, затем, достав из сундука белую скатерть, застелила стол. Расставила тарелки, положила старомодные вилки, которые Янка прислал из Оренбурга, и стала рассказывать, как в первый год, когда поженились, у них в доме, кроме стакана и глиняной миски, не было никакой посуды. Не было и ложек. Янка сам вырезал их из березовой чурки, которую
Наконец хозяйка поставила на стол бутылку вина. Казалось, все было готово, но она почему-то не приглашала к столу. Выглянув в оконце, уселась на кровать и стала бренчать на гитаре. Потом завела разговор о книгах Паустовского, о художнике Соловьеве, с которым знакома лично. Галина поняла, время оттягивает, кого-то ждет.
— Что вы все в окно смотрите?
Роза уклонилась от ответа, обняла гостью:
— Давай будем на «ты», — сказала она. — Мы теперь, как родные, к тому же одногодки.
Галя с радостью согласилась, но опять подумала, кого же она ждет? Спрашивать неудобно… Заговорила о музыке, о том, с каким удовольствием послушала бы сейчас что-нибудь душевное, нежное…
Роза ударила по струнам, но в эту минуту за окном мелькнула тень. Она встрепенулась, кинулась к двери, чтобы открыть и не успела: на пороге встал Платон.
— Целый час ждем, — сказала Роза и застеснялась, поняв, что проговорилась.
Он, будто ничего не расслышав, втянул в себя воздух:
— Ух, борщом пахнет!
Сняв кепку, Платон обнажил лохматую голову, и Галине показалось, он еще более похорошел. Густой загар придавал его лицу возмужалость. В широких плечах, во всей его натуре угадывалась мужская красота, таилась нерастраченная сила. Поздоровавшись с женщинами, он подхватил Аленку на руки, поднял под потолок. Девочка от радости всплеснула руками. И если бы кто видел это со стороны, наверняка признал бы в нем отца, который соскучился по дочери и вот, вернувшись домой, никак не может натешиться. Сколько непритворной доброты и ласки в этом его обращении с ребенком!
Опустив наконец Аленку, Платон достал из кармана плаща большое красное яблоко: «У зайца отнял, — сказал он, подавая девочке. — Хватит ему, зайчишке, травы!..»
Теперь Галина не сомневалась, что хозяйка специально организовала эту встречу. Подавая на стол, Роза была особенно веселой, приветливой: видать, все, задуманное ею, шло, как по сценарию.
За столом Галина оказалась в самом углу. Роза тотчас подмигнула Платону, дескать, твое место рядом. Он не воспротивился, но тут же взял к себе на колени Аленку.
Когда рюмки были наполнены, Роза поднялась и сказала тост, главной мыслью которого были любовь и дружба, без чего, по ее мнению, невозможно прожить. Галя застеснялась, и лишь пригубила рюмку, и почти ничего не ела.
— Ты же голодная, ешь, — настаивала хозяйка.
— Мы утром селедку ели, — вставила Аленка.
— С картошкой, — дополнила мать.
— Картошка была одна-единственная, — уточнила дочь. — И ты сказала: ешь, малышка, а сама хвостик погрызла, обсосала косточки и стала пить чай без сахару. Сахар на полке в магазине, а у нас нет денег.