Крепость Жемчужины
Шрифт:
– Думаю, вам придется драться со мной, – сказал он.
В этот момент они услышали крик из-за правой башни, и оттуда появилось что-то белое. Это был еще один всадник в доспехах из кости, черепашьего панциря и перламутра, его жуткие глаза горели ненавистью, копыта лошади били по барьеру, которого не было, когда во врата входили Элрик и Оуне.
Потом барьер упал, и воин атаковал их.
Альбинос и похитительница снов приготовились защищаться, но в этот момент вперед вышел граф Магнес-Доара и направил свою пику в тело воина. Однако сталь была отражена доспехом,
Элрик и Оуне отступили за ствол одного из дубов и приготовились защищаться.
Лошадь снова встала на дыбы, храпя с прежней безумной яростью. Элрик тем временем стрелой метнулся из своего укрытия, поднял пику и вонзил ее между нагрудником и латным воротником воина – точно в горло.
Послышался хрип, перешедший вскоре в знакомое похохатывание, потом всадник развернул коня и поехал по тропинке через лес. Тело его дергалось и раскачивалось, словно в предсмертной агонии, но все еще оставалось в седле. Потом всадник и конь исчезли.
Элрика трясло.
– Если бы я не видел, как он умер на мосту из Саданора, я бы поклялся, что это тот же, кто напал на меня там. Уж слишком знакомая повадка.
– Ты не видел, как он умер, – сказала Оуне. – Ты видел, как он свалился в реку.
– Ну, теперь, после такого удара, я думаю, он мертв. Я Почти отделил ему голову от туловища.
– Сомневаюсь, – ответила Оуне. – Я думаю, он самый сильный наш враг, и по-настоящему нам придется разбираться с ним лишь у самой Крепости Жемчужины.
– Он защищает Крепость?
– Многие ее защищают. – Она снова легонько приобняла его, потом опустилась на одно колено, чтобы осмотреть убитого графа Магнес-Доара. Мертвый он больше походил на Человека; волосы у него на груди и руках стали седеть, а его плоть готова была вот-вот исчезнуть. Медный шлем приобрел какой-то уродливый серебристый оттенок. Элрику вспомнилось, как умирал Алнак, и он отвел глаза.
Он обнял Оуне, и ему показалось, что дрожь пробежала по ее телу. В памяти его всплыла маленькая лодка, светловолосая девочка, спящая на днище суденышка, которое плывет в открытое море, и он сам, направляющий свой ялик к лодчонке, гордый тем, что станет спасителем девочки. Но он был уверен, что никогда не знал такой девочки, хотя Оуне и напоминала ему ее, только выросшую.
Оуне, тяжело вздохнув, отпрянула от него.
– Я думала, ты… Словно я всегда знала тебя… – Она закрыла лицо руками. – Ах, Элрик, эта проклятая земля так точно названа!
– Но какую опасность таит она для нас? – спросил он.
Она покачала головой.
– Кто это может знать? Может, опасность и невелика. А Может, ее и вовсе нет. Похитители снов говорят, что именно в земле Забытой Любви принимаются самые важные решения. Решения, которые могут иметь
– Значит, здесь ничего нельзя делать? Нельзя принимать никаких решений?
Она разгладила рукой волосы.
– По меньшей мере, мы должны осознавать, что последствия могут проявиться очень нескоро.
Вместе они пошли дальше под кронами деревьев, прочь от мертвого воина-кролика. Теперь Элрику стало казаться, что на него из зеленой тени смотрят какие-то лица. Один раз он мог поклясться, что видел своего покойного отца Садрика, оплакивающего мать Элрика, единственное существо, любимое им по-настоящему.
Иллюзия была настолько реальной, что Элрик воскликнул:
– Садрик! Отец! Это ты заточен здесь?
Но Оуне тут же остановила его.
– Нет! Не обращайся к нему. Не призывай его к себе. Не позволяй ему материализоваться! Это ловушка, Элрик! Еще одна ловушка.
– Мой отец?
– Ты любил его?
– Да. Хотя это и была трудная любовь.
– Запомни, что я говорю. Не зови его сюда. Было бы непристойно звать его в эту галерею иллюзий.
Элрик понял ее, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы прогнать из мысленного взора тень отца.
– Я хотел сказать ему, Оуне, как я сочувствовал ему в его утрате и скорби. – Тело Элрика сотрясали рыдания. Он думал, что давно уже освободился от этих чувств, а они, оказывается, оставались при нем. – Ах, Оуне, я был бы готов умереть сам, чтобы вернуть ему его жену. Неужели это неВозможно?..
– Такие жертвы бессмысленны, – сказала она, беря его за плечи и прижимая к себе. – В особенности здесь. Не забывай о нашей цели. Мы уже пересекли три из семи земель, отделяющих нас от Крепости Жемчужины. Мы прошли половину. А это значит, что мы уже добились большего, чем многие. Держи себя в руках, владыка Мелнибонэ. Не забывай о том, что зависит от нашего успеха.
– Но если у меня есть возможность исправить причиненное зло?..
– Это связано только с твоими чувствами, а не с тем, что есть или может быть. Ты бы хотел выдумать тени, чтобы они действовали в твоих снах? Принесло бы это счастье твоей бедной матери или твоему отцу?
Элрик посмотрел над ее плечом в направлении леса. Образ его отца исчез.
– Он казался таким реальным. Словно живая плоть!
– Ты должен поверить, что мы с тобой – единственная живая плоть во всей этой земле. И даже мы… – Она оборвала себя. Она потянулась к Элрику и поцеловала его. – Давай отдохнем немного, нам нужно восстановить силы.
И Оуне увлекла Элрика на мягкие листья рядом с тропинкой. И она поцеловала его, и принялась ласкать его тело своими чувственными руками, и постепенно она стала всем тем, чего недоставало ему в женщинах, и он почувствовал, что и он в свой черед стал для нее всем тем, чего она не позволяла себе желать в мужчине. Он без какого-либо чувства вины или сожаления знал, что их любовь не имеет прошлого и что единственное будущее этой любви простерлось за пределами их жизней, за пределами любых миров, куда они смогут попасть, и что ни он, ни она не увидят последствий этой любви.