Крепость Жемчужины
Шрифт:
Однако противник, казалось, вообще не испытывал никакой боли, просто все поверженные умирали с одинаковым тревожным и мучительным воплем, а кровь, сочившаяся из их ран, была воистину странной.
Наконец мужчина и женщина покончили с противником и встали, опираясь на свои позаимствованные мечи. Они тяжело дышали и пытались сдержать тошноту, которая нередко является спутником сражения.
И тут на глазах Элрика тела вокруг них стали постепенно исчезать, и наконец от них осталось лишь несколько мечей. Исчезла и кровь. Теперь ничто не
– Куда они делись?
Оуне подобрала ножны и вложила в них свой меч. Что бы она ни говорила, но двигаться дальше без оружия она явно не собиралась. Она засунула за пояс два кинжала.
– Делись? – Она помедлила, потом добавила: – В ту самую лужу полуживой эктоплазмы, из которой они и появились. – Она покачала головой. – Они были почти что призраками, но не совсем. Они были тем, что оставили после себя наемники-колдуны.
– Ты хочешь сказать, что часть их вернулась в наш мир, как вернулась и часть Алнака?
– Именно. – Она глубоко вздохнула и сделала движение, словно собираясь продолжить путь.
– Так почему бы нам не найти здесь Алнака? Живого?
– Потому что мы не ищем его, – сказала она. Говорила она с прежней своей решимостью, и у Элрика почти пропало желание углубляться в этот предмет.
– Впрочем, мы, возможно, и не найдем его здесь, в отличие от наемников-колдунов, которые оказались в земле Утраченной Веры, – тихо сказал альбинос.
– Верно, – сказала она.
И тут Элрик обнял ее, и несколько мгновений они стояли, прижавшись друг к другу, а потом направились дальше в поисках врат Селадора.
Позднее, когда Элрик помогал своей спутнице перебраться через другой естественный мост, под которым текла серовато-бурая река, Оуне сказала ему:
– Для меня это вовсе не обычное предприятие, Элрик. Поэтому-то мне и понадобился ты.
Элрик не ответил. Слова Оуне привели его в замешательство: зачем ей понадобилось говорить то, что оба они принимали как само собой разумеющееся.
Когда появились вооруженные пиками и сетями женщины со звериными рылами и напали на них, Элрик и Оуне быстро отогнали этих трусливых существ. Не очень их обеспокоили и лисоподобные существа, которые прыгали на задних лапах и имели когти, как у птиц. Они даже обменивались шутками, быстро разделавшись со стайкой щелкавших зубами зверей, по форме напоминавших лошадей, а по размерам – собак. Эти даже знали несколько слов на человеческом языке, хотя и произносили их без всякого смысла.
Наконец они приблизились к границе Паранора и увидели впереди неясные громады двух башен, вырезанных в скале: у них были маленькие балкончики и окошки, террасы и стены с зубцами. Все это было покрыто ползучими растениями, на ветвях которых висели ярко-желтые плоды.
– Это врата Селадора, – сказала Оуне. Казалось, она с неохотой приближается к этому месту. Рука ее лежала на рукояти меча, а другую она переплела с рукой Элрика. Она остановилась
– Ты называла ее землей Забытой Любви, – сказал Элрик.
– Да, такое название дали ей похитители снов. – Она невесело рассмеялась.
Элрик, не поняв ее настроения, промолчал, чтобы не выглядеть назойливым, и перевел взгляд с Оуне на врата, а Потом – снова на Оуне.
Она протянула руку к его белому, как кость, лицу. Ее собственная шелковистая кожа была золотистой, насыщенной жизнью. Она заглянула ему в лицо, потом, вздохнув, отвернулась и, взяв его за руку, сделала шаг в направлении врат.
Они прошли между двумя башнями, и ноздри Элрика сразу же наполнились крепкими запахами листьев и трав. Вокруг них стояли огромные дубы, клены, березы и другие деревья, но все они, хотя и образовывали нечто вроде полога, росли не под сводом открытого неба, а под сводами странно мерцающих пород в потолке пещеры. Раньше Элрик думал, что деревья не могут расти под землей, и теперь он задумался о жизнеспособности, обыденности, обо всем, и поэтому не без удивления увидел, как из леса появилось какое-то существо и твердо заступило им дорогу.
– Стойте! Я должен знать, что вас сюда привело!
Лицо его было покрыто коричневой шерстью, а зубы так странно выпячены, уши были такими большими, глаза – такими крупными и нечеловеческими, что он напоминал здоровенного кролика, хотя и был в видавших виды медных доспехах, на голове – медный шлем, а оружие (меч и пика), хотя и изготовленное из хорошей стали, тоже было отделано медью.
– Нам всего лишь нужно пройти через эту землю, и мы никому не желаем вреда и сами хотим остаться невредимыми, – сказала Оуне.
Воин-кролик покачал головой.
– Это слишком расплывчато, – сказал он и, внезапно подняв свою пику, погрузил ее в дупло дуба. Дуб издал звук боли.
– Вот что он мне сказал. И многие другие тоже.
– Так эти деревья были путниками?
– Как тебя зовут, мой господин?
– Меня зовут Элрик из Мелнибонэ, а ее – госпожа Оуне. Мы не хотим никаких неприятностей. Мы направляемся в Имадор.
– Я не знаю никаких Элриков и никаких Оуне. Я граф Магнес-Доара, и эта земля принадлежит мне. По праву меча. По праву наследования. Вы должны вернуться через врата туда, откуда пришли.
– Мы не можем, – сказала Оуне. – Отступление означает для нас гибель.
– А движение вперед, моя госпожа, будет означать для вас то же самое. Ну что? Хотите навсегда остаться у входа?
– Нет, мой господин, – сказала она и взялась за рукоять меча. – Если потребуется, мы проложим себе путь через этот лес силой оружия. У нас неотложное дело, и мы не позволим, чтобы нас задерживали.
Воин-кролик вытащил пику из дуба, и тот умолк. Но воин-кролик вонзил свое оружие в другой дуб, и тот тоже принялся кричать и стонать, и наконец даже граф Магнес-Доара раздраженно потряс головой и вытащил оружие из ствола.