Крепость живых

Берг Николай

– У вас там безопасно? Жратва, вода есть?

– Ну если б не соседушки пахучие, то лучшего и желать нечего – зданьице старое, кирпичное. На окнах решетки – трактором не выдернешь. Двери тоже старые, так что не взломаешь запросто. Из жратвы три бутерброда моего прозектора. С сыром. Ну и кран с неисчерпаемой водой. Телефон вот сдох. Так как Тихонов на бутеры не претендует – деликатный, видишь ли, сотрудник милиции, – то, по моим меркам, дня на два хватит.

– А у этого Мишки телефон-то есть?

– Есть, но тоже счет обнулен. Нас вообще-то пообещали выручить, но пока, знаешь, никто не добрался.

За это время добираюсь до компа.

Процент за перевод веб-мани на братцев счет просто грабительский, но зато быстро, да и нет у меня наличных лишних.

– Я тебе денег закинул, так что скоро получишь. А вообще, тут я с охотниками из оружейного магазина связался. Ты у Михаила этого узнай, может, кто там охотник есть? На ментов я бы не рассчитывал, они вместе с медиками уже сейчас понесли такие потери, да и работы у них до дури. Охотники нужны, и есть надежда на то, что ночью холоднее – эта шантрапа дохлая не так подвижна будет.

– Ага, понял. Я думаю, что пока тут отсидимся. А из охотни…

Кончились семнадцать рублей, видно. Теперь в теплый сортир, душ и наконец-то пожрать, а то ведь весь день возможностей не было. Эти радости жизни незаметны, когда пользуешься ими ежедневно. Но у меня были возможности, чтобы сейчас ценить и теплый сортир, и теплый душ с электрическим освещением. Достаточно недельку посидеть в полевых условиях с оттенком свинства – и быстро поймешь радости цивилизации. А уж вкусная еда… Это ж самое интимное общение со своим дорогим организмом. Просто праздник какой-то!

Понимаю наконец, почему это бомжи только в морге обернулись. Очевидно, подзамерзли они в своем дачном домике, потому и довезли их спокойно и сгрузили. Как мороженое мясо. Как лягушек в зимнем анабиозе. В морге они и отогрелись. И обернулись, на радость санитару. Братец рассказывал, что прозектором он своего санитара называет – тот не любит, чтоб его звали санитаром. Не любил то есть. И получается, что прохладная погода – очень большое благо пока…

В жарко натопленной поликлинике мертвецы обращались быстро, бомжи же умерли не то от переохлаждения, не то от перепоя, не то угорели. Были заморозки, а пьяные часто от замерзания дохнут, причем необязательно температура должна быть очень низкой – от переохлаждения и при плюсовой загибаются. У пьяных терморегуляция никакая.

А возможно, от отравления угарным газом померли. То, что они отравились, как-то повлияло? Смерть от отравления вызывает метаболические изменения в организме. Нарушается биохимия. Замерзшие бомжики, найденные то ли их приятелем, то ли сторожем, то ли дачником (а в Петергофе дачи – это будочки скорее, и жителям до них не сто кэмэ ехать, вполне мог кто зайти после работы), – отогрелись только уже в морге. Благо там ехать всего ничего. Надо на биохимию проверить. И то, что мерзлые не оборачиваются или в анабиозе находятся, тоже запомнить.

Включенный дуроскоп на редкость малоинформативен. Оказывается, престарелая Лолита собралась стать лесбиянкой. Ценная информация. Малахов радует постановочными истериками. Но вроде бы об этой именно передаче толковали наши санитарки – получается, повтор гонят. Так, что в компе? В компе интереснее. В Москве, похоже, жопень началась на несколько дней раньше. В Германии та же дрянь, как у нас в Питере. Хотя, судя по ю-тубу, часть роликов чисто постановочная. Черт, заляпал клавиатуру – не дело лопать и смотреть инфу на мониторе. А заляпал, потому как из Дюссельдорфа ролик просто напугал, – похоже, что такие же шустрики, как изменившийся прозектор, у них там уже есть. Кто-то отснял нападение такого – они его называли метаморфом – на прохожих. Зомби прятался на этаже этак на третьем и прямо

оттуда напал на людей, стоявших на улице. Понятно, что такие шустрики опаснее десятка обычных зомби. А в Петергофе героический начальник выпустил на волю пятерых таких зверушек…

Похоже, что шустрыми они становятся, нажравшись свежатины. Ведь начали-то не с полежавших с осени, а именно со свежего мяса. И изменились при этом – челюсти себе отрастили. Зубы.

Так, перекусили, надо передохнуть и прикинуть – что брать. Ложка, кружка, термос. Мамины сережки-колечки. Документы, которые, слава богу, сложены мамой в одном месте.

Карты города. Автомобильный атлас. Складной ножик, чтоб со штопором и шилом. Овечью шкуру и кожаное покрывало, да еще маленькую подушку – спать-то придется, скорее всего, не на постели. Клеенку. Теперь прямо стопкой белье с носками. Трусов с футболками пары четыре получилось, самое то. Так, мыло, полотенца, щетка зубная, бритва. Помазок. Шампуни и кремы… Не, не понадобятся. А вот ящик с медикаментами и бинтами – в мешок. Старый туристический примус бензиновый – в кучу, понадобится. О, люменевую кастрюлю побольше. Надо бы и чайник, но это некритично. Вот, вспомнил: сахар, чай. Кофе забрать. Оставлю чуток – на разок посидеть, а вдруг еще вернемся. А не вернемся – вроде как уходить легче.

Теперь вытащить с полки «Справочник практического врача» и для души чего… Ну вот «Уленшпигеля», например…

Что-то еще забыл… Ага, кроме этих шмоток надо б что и полегче. Вроде спортивного костюма. И сандалии – если будем в помещении, то в берцах запаришься все время ходить. Кроссовки еще стоит взять…

Вроде все. Посидеть теперь перед дорогой, подумать. Что забыл? Флягу с водой забыл! Немудрено – не в Сахаре живем, вода в нашей области куда как часто встречается. Но еще Сан Саныч толковал, что во время бедствий воды-то, может, и много, а вот чистой воды, питьевой – мало. И приводил в пример наши наводнения, когда в разлившейся невской водичке плавает такое всякое – от покойников и дерьма до разнообразнейшей химии и нефтепродуктов… Пить ее – все равно что лизать тротуар… Получить дизентерию посреди всего этого – мало радости. Звоню родителям и тут уж выкладываю все как есть. Успокаиваю за нас с братцем и очень настоятельно прошу принять все меры. Все меры!

Ну вот вроде и все. Закрыть все краны, выключить электричество, перекрыть газ. Посидеть молча, выслушать советы духа дома… И пора двигать. На внутренней двери пишу кусочком мелка: «Опасно! Зомби!» – и окончательно прикрываю входную дверь. Тоскливо на душе.

На улице сеет мелкий снежок. Это хорошо. Похолодание сейчас как раз кстати.

Останавливаю машину. Мрачный водила заряжает аж четыреста рублев… Соглашаюсь, заметив, что знаю важную информацию. Его, однако, ничего не волнует, кроме денег, и он заявляет, что свои басни могу оставить при себе. Ну как скажешь. Впрочем, далеко уехать не получается – рыдван бомбилы глохнет. Подождав пяток минут, пока он рылся под капотом, вылезаю и говорю, что не могу ждать. Накурено у него в тачке зверски. Сказать ему нечего, и он ругается так, безадресно, в воздух.

Вторая машина останавливается почти сразу. В салоне пахнет чем-то сладковатым, и водитель весь из себя лучится благостью. Но заряжает те же четыреста… Оказывается, что ему самому нужно ехать в Купчино, и, похоже, мое предложение его заинтересовало – видно, что он любопытен и характер у него живой.

Выкладываю ему стандартное, уже обкатанное за день сообщение. Хмыкает, потом заявляет:

– А с виду трезвый!

Улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю, есть ли у него знакомые медики и милиционеры.