Крепостной Пушкина 2
Шрифт:
— Чаво?
Ничено. Кому маскарад, а кому расходы. Впрочем, я уже привык. Не огорчать ведь Александра Сергеевича? У него и без того забот полон рот. Во-первых, он женат, а это обязывает. Во-вторых, у него дети, к счастью, пока не выросшие. В-третьих, у него родственники, большую часть которых можно только обнять и плакать, папа, матушка, брат, сестра с мужем, сестры жены, родственники родственников и кто-то ещё. В-четвертых, друзья, число которых только множится с его успехами по службе, ты их в дверь, они в окно! В-пятых, у него начальство, что немногим лучше родственников. В-шестых, у него враги, которые тоже не брезгуют окнами, как выяснилось. В-седьмых, у него стихи и прочее творчество, причём он норовит поставить сочинительство на первое место. В-восьмых, увеличение числа дворовых тоже действует на нервы поэту. В-девятых, у него кредиторы, которые не то что в окно — в печную трубу пролезут. Откуда
Проблемой для финансовой дисциплины этого времени было то, что вы или жмот, а это неприлично, или деньги ваши расходуются не только на вас и вашу семью. В моем понимании, разумеется. Кроме того, существует ещё «модель жизни», уложиться в которую может не всякий вельможа. Всё это обдумывалось мною не раз, но выхода, кроме общих слов вроде «здесь всю консерваторию менять надо», я не видел. А как её менять? Других людей просто нет в наличии. Свою голову всем не поставишь. Вы ведь не только шляетесь по чужим обедам, вы сами устраиваете балы и прочую радость. Когда-то читал, что в крепостное время границей богатства была «тысяча душ». Даже произведение было с таким названием, что-то там про мораль. Ха-ха! О морали не знаю, но тысяча душ здесь совсем не богатство, разве его нижняя граница. Вернее сказать так: имея тысячу душ крепостных мужиков, вы сможете жить на широкую ногу в Санкт-Петербурге, как богач, ровно до того времени как разоритесь. Эти души дадут вам пять или семь тысяч оброку серебром в год, при барщине десять или даже двенадцать тысяч. Хватит ли вам? Если хотите быть не только званным гостем, но и хлебосольным хозяином, то нет. Не хватит. Вам придётся закладывать души в Опекунский совет, по сотне-две в год. Потом перезакладывать. Потом выдумывать что-то ещё, продавать лес или дворовых, но итог один. Разорение лет через десять. За это время вы должны успеть подумать о будущем. Получить должность и набрать взяток (но как не растратить их немедленно?), увеличить состояние за счёт какого-либо брака, выиграть миллион в карты, стать фаворитом императора и осуществить всё разом.
Пушкин был добр и порывист. Личное благополучие вселяло в него желание быть благодетелем для всех кто в нем нуждался, и это входило в определённое противоречие с моими взглядами на жизнь.
Зайдя проведать своего работодателя, как он идёт на поправку, я застал там его отца, Сергея Львовича. Этот благороднейший человек сидел в кресле у кровати сына и заливался слезами.
— Я несчастнейший человек, — всхлипывал он, — несчастнейший из людей.
Мне показалось, что кто-то умер. Оказалось, что закончились деньги. Как же я сразу не сообразил? Достойнейший вельможа не замечал моего присутствия, но отчего-то изменил родному французскому и плакался по-русски. Удивительно, правда? Вот что значит «деньги закончились». Не так закончились, как бывает, когда их больше нет, а так, когда уже никто не даёт в долг. Александр выглядел очень смущённо, совсем недавно он попросил отослать родителям двадцать тысяч ассигнациями и приблизительно на столько же оплатил векселей.
— Каков размер несчастья? — спросил я его, когда родитель удалился в гостиную.
— Тридцать. — буркнул поэт и вопросительно взглянул на меня, словно говоря, что здесь он точно не виноват.
— Тридцать?! Но ведь…
— Знаю, Степан, знаю. Но что здесь можно поделать? Отец устроил ужин с друзьями и проигрался немножко.
Где-то я всё это уже слышал. В пословице о яблоне и яблочке, не иначе.
— Хотя бы не сто, Александр Сергеевич. — только и нашёл что сказать. Мне показалось, или Пушкин покраснел?
Дворянская кутерьма — вот как я это называл. На что уходили деньги? На участие в жизни, как они её понимали. На одежду, дорогую и разнообразную, на выезд, на подарки, на дом. На помощь друзьям и родне, что нередко превращалось в прямое содержание, на игры, театры, увеселения. Рассчитать предполагаемый расход оказывалось абсолютно невозможно, если угадать сам факт появления всё новых трат мог любой, то вот с их размером возникала сложность. Разве можно заранее знать какая шлея попадёт под хвост благородному человеку?
Взять самое, казалось, безобидное — театр. Подумаешь, билет рубль. Но к тому рублю легко могло присоединиться ещё двадцать на букеты актрисам. А к букету перстень за сто целковых, для особо талантливой служительницы Мельпомены. А к нему ящик шампанского за кулисами. А к нему… ох.
Любое посещение чего угодно запросто оборачивалось каким-нибудь странным пари, даже не вашим, а приятеля, за которого вы получились, но у него нет средств, например. Или очередной благотворительный аукцион в пользу
Раньше я думал, что мужской гардероб куда проще и дешевле женского. Как же я ошибался! За постройку хорошего костюма сдирали не меньше чем за платье невесты, ей-богу. Мундир вообще недешев, но хороший мундир дорог баснословно. Почему? Материал. Как выделиться в условиях жёсткого регламента? Только так. На память приходило слово «золотопогонники» из советских фильмов. Не знаю как тогда, но здесь я увидел буквальное воплощение этого слова. Вы не желаете эполеты из золота? Они есть у меня. Как только носят, золото ведь тяжёлое, а люди высокого звания обыкновенно в годах. А может вам пуговицы из малахита? Возможно, вам нужны новые карманные часы? В золотом корпусе, конечно. Дюжину пар белоснежных перчаток вам на неделю хоть хватит? Человек благородный рубашки меняет минимум дважды день.
Как тогда живут, или, вернее, выживают все те, что не имеют сотен тысяч в год? Так и живут. Носят что попроще, питаются похуже. Занимают и перезанимают. Ничего особенного, умение казаться, а не быть насчитывает даже не века — тысячелетия. Однако, стоит кому внезапно получить крупные суммы, наследство, например, как немедленно включается механизм приведения кажущегося положения к действительному. Что означает — напоказ. Были свечи сальные, стали восковые. Были обои бумажные, стали из шелка. Была посуда «старинная», стала фарфоровой. Был один экипаж, стало три. Список можно продолжать бесконечно. Здесь Пушкины не оказались исключением. Расходы выросли не в разы, а на порядок.
Я считал. Сам Александр — раз. Возвращался со службы раз, зашел в букинистический магазин, да на пятьсот рублей книг набрал. А что такого? Нужно ведь читать. Заодно прикупил детям игрушек и какую-нибудь приятную безделицу жене, раз уж вышел из кареты. Пушкин… Он же и два и три и четыре и пять, ибо через него шли бесчисленные выплаты то брату, воображающему себя скромником потому, что ни разу не просил больше двух тысяч ассигнациями, пускай и почти еженедельно, то сестре, вернее её мужу, чья жадная беспринципность поражала, то родителям, чья удивительная бесхозяйственность была сравнима только с… я даже не знаю с чем! Наталья Николаевна на их фоне была образцом экономии. Долгов она не делала, так как покупала исключительно одежды, а счета приходили мне. С ней ещё можно было бы вести дело, кабы не сестры. У тех был явно ветер в голове, но дул он в сторону замужества, отчего приходилось не только снаряжать их на разного рода смотрины (то есть балы, маскарады, ресторации, театры и тому подобное) в лучшие дома города, но и устраивать приёмы, обеды, приобретать массу ненужных (на мой мужской взгляд) вещей.
Словом, подведя не самую точную калькуляцию, я понял, что славная и древняя фамилия стремится разориться вновь с упорством достойным лучшего применения. Да, оставался неприкосновенный запас в виде очищенных от долгов имений, но продолжаться так дальше не могло.
Стал думать. К Александру идти бесполезно, он внимательно выслушает, со всем согласится, горестно повздыхает и ничего не изменит. Оптимист и экстраверт. Есть и ещё один немаловажный момент — Пушкин уверовал в свою звезду. Крепко уверовал. Можно понять, конечно. Жаль, что он, при всем уме, человек своего времени и птица-удача кружит голову больше любого вина. Учителя литературы уверяли нас в школе, что Пушкин опередил своё время. Может и так. Но, как личность, он скорее отстал от времени. Ему бы лет на пятьдесят раньше родиться, вот где бы развернулся. Здесь ему было душновато, хотя, то тоже домыслы и не более. Что значит для него вера в успех, в то что поймал судьбу за хвост? Из положительного — окрыленность, необычайное вдохновение, способность на то, во что и сам не верил. Убежденность, что все будет хорошо и карта пойдёт в масть. Так карта ему как раз и не идёт, судя по множащимся долгам! И ничего, ещё более уверяет себя, мол, раз при этом в карты не везёт, значит общий успех будет только больше! Логика-с. Из отрицательного — княжеское отношение к мелочам, таким как необходимость экономить. Зачем? Вчера ещё титулярный советник, а ныне почти генерал. Вчера в долгах как в шелках, а сейчас и взаправду в шелках, долгов нет (в его понимании), денег взялось прорва, аж имения «покупает» и готовится занять достойный дом, вот только недотёпа управляющий там разберётся. Вчера полуопальный-полупрощенный дворянин, а сегодня царёв человек, герой официальный. У любого тут закружится головушка. Шутка ли — изменение в родовой герб! Одним махом в самые важные люди истории Пушкиных. Не говорить же ему, что он в любом случае… Эх. Нет, это все замечательно, рад за Сергеевича, но мне что прикажете делать?