Крепостной Пушкина
Шрифт:
— Нужно сообщить мужу, — Наталья вдруг подумала, что пожар может быть тому интересен и он по такому случаю даже что-нибудь напишет.
— Ты идеальная жена, — попеняла ей подруга, — но пускай. Куда же ехать?
Александр говорил, что удержал за собой старую квартиру, где поселил управляющего, в связи с чем и саму квартиру перекрестил в «контору» — там и собирался провести весь день, «погружаясь в дела». Не очень далеко (в великосветском Петербурге той поры всё было недалеко), но выезд есть выезд, пусть даже в подобное место. Отправив вперёд Никиту, чтобы предупредить, Наталья занялась туалетом и через какой-нибудь
— Мне представляется, Таша, что ваш слуга как-то странно выполняет твои указания. Никита — тебя ведь так зовут, кажется? — ты что тут устроил и где Александр?
— Что здесь происходит, Никита? — потребовала разъяснений Наталья. — Почему управляющий связан этими верёвками?
Никита оробел. «Барыню» побаивалась вся мужская часть прислуги, почему — сами не смогли бы ответить. Под напором же сразу двух блестящих дам прийти в смятение тем более было не трудно.
— Дык это... барин... сказал тут. Аспида. Вот.
— Что — вот? Какого ещё аспида? Степана, что ли? — Наталья вообще соображала очень быстро. — И почему он аспид? Где Александр?
— Так ведь пожар, барыня. Дворец горит. Охранять надо, — Никита вспотел от натуги как после целого дня работы.
— А ты что молчишь, сокол ясный? — вмешалась Долли.
— Язык берегу, — отвечал сокол.
— Спину побереги. За что тебя так? Неужто напился как свинья и буянил?
— Нет, ваша светлость. Не буянил.
— Так в чём же дело? Кто тебя привязал? Этот? — Долли глянула на Никиту так, что бедняга съёжился.
— Нет, ваша светлость, не этот. Барин привязал.
— За что? Чем барину не угодил?
При виде раскрасневшейся красавицы к Степану вернулось хорошее настроение.
— Понимаете, ваша светлость, барин считает, что я английский шпион. А я совсем не английский шпион. Да и вовсе не шпион, если разобраться.
— Шпион? — недоумённо переспросила Наталья.
— Да, барыня. Английский, если я правильно понял. Возможны варианты.
— Ничего не понимаю. А ты, Долли?
Дарья, она же Долли Фикельмон, ответить сейчас не могла. Смех душил её. Поняв, что всё равно не устоит, она рухнула в свободное кресло и затряслась, прикрыв лицо веером. Наталья тоже развеселилась.
— Шпион? — переспросила она.
— Шпион, барыня, — виновато подтвердил Степан, — разоблачили.
— Но это нелепость. Степан — управляющий. Долли, хватит смеяться.
— Не могу, — отозвалась та из-за веера, — шпион английский! Ааааа!
— Почему вы считаете, ваша светлость, что я не могу быть английским шпионом? — немного обиделся Степан.
— Ты своё отражение в зеркале когда-нибудь видел? Я не сильна в шпионах и подобной чепухе, но сдаётся мне, что здесь наш Александр ошибся. Прости, Таша.
— Ничего, Долли. Я тоже не понимаю, как мужу могла прийти в голову подобная нелепица. Как мужик может быть... Кстати, а чем конкретно занимаются шпионы? Кто они вообще?
— Фу, Таша. Приличные женщины
— Кому продаёт?
— Своему правительству — ну то есть в страну, на которую работает.
— Ты-то откуда знаешь?
— Я? Я ведь замужем за шпионом.
— Как?!
— Мой муж — посол. Любой посол одновременно ещё и шпион. Ну или руководит шпионами. Это все знают, ни для кого не секрет, но все делают вид, будто это не так, потому говорю лишь тебе. Между нами, — поправилась Долли, сообразив, что зашла слишком далеко. Не мог же её муж, почтенный фельдмаршал-лейтенант и кавалер орденов за кем-то подглядывать. Но изнанку посольской службы она знала хорошо, многое поняв ещё в Италии. Например, что продвижение по дипломатической службе идёт не только за выслугу лет.
Наталья совершенно запуталась. Теперь она представила себе мужа Долли, мысленно назвала его «шпион» и сравнила со Степаном. Вышло непохоже.
— Расскажи подробнее, — вдруг стала серьёзной Долли, — быть может, я смогу тебе помочь.
— С чего такая милость, ваша светлость? — мужик глядел не менее серьёзно.
— Есть в тебе что-то интересное, — нехотя призналась графиня, — только шпион из тебя как из коровы лошадь. Мне интересно, что же ты сделал, раз Александр смог допустить такое.
Когда кузены вернулись в квартиру, Степана в ней уже не было, Никиты тоже.
— Сбежал! Эх, дали мы маху, кузен! — с досадой воскликнул Безобразов. — Нужно было оглушить негодяя, а после уже вязать. Моя вина, не сообразил.
— Погодите сокрушаться, Пётр Романович. Взгляните — записка.
— Если это очередная издёвка, то клянусь честью, я заставлю его съесть эту писульку, когда поймаю.
— Вряд ли наш Стёпа пользуется женскими духами, — Пушкин взял сложенный вчетверо листок, уловив идущий от него аромат, развернул и стал читать.
«Дорогой друг. Я похищаю вашего Степана и молю простить мне эту вольность, чтобы не сказать грубость. Вы знаете, как я к вам отношусь, сколь сильно моё искреннее расположение, и верю, что вы не позволите себе истолковать мои действия как оскорбляющие вас. Степан рассказал мне свою историю, которой я, как, видимо, и вы, не поверила ни на сколько (я должна писать «нам», но ваша супруга в бесконечной доброте своего сердца гораздо больше доверяет людям), а вам ли не знать, как привлекают женщин вроде меня всякого рода загадки. Степан не тот, за кого себя выдаёт, я разгадала вашу мысль. Но и согласиться со столь странным выводом, которым вы огорошили беднягу, не могу. Мне он представляется кем-то другим — не хладнокровным, ищущим выгоду себе на чужой рассеянности и доверчивости негодяем, не подлецом, способным продать собственную собаку, а глубоко несчастным, скрывающим боль и тоску человеком. Что он их перенёс, я знаю, как может знать только женщина, сама пережившая что-то не очень хорошее. Иногда достаточно просто знать, не копаясь в подробностях. Но сохраним же хладнокровие. Я хочу узнать, кто он, не меньше вас — а возможно, и больше. И я прошу у вас два дня на разрешение этой тайны, после чего управляющий вернётся к вам в целости и сохранности. Милая Таша не смогла отказать мне в подобной малости, и я прошу не ругать её, ругайте лучше меня.