Крепостной шпион
Шрифт:
Гренадер вяло разомкнул глаза, подул в усы. Смысл вопроса дошёл до его сознания не сразу. Гренадер отрицательно мотнул головой.
Читать пришлось подьячему.
— Латынь, — кривой и твёрдый палец почти проткнул мятую бумагу, — Апулей книгу написал «Золотой осёл» называется.
Гренадер оживился, глянул на ротмистра и хитро подмигнул.
— Знаю я эту латынь! Неприличное чтение. Корнет Чибрисов в подробностях пересказывал. Подробности таковы, что в храме повторить не могу.
— А на штемпеле что?
— Написано «Бурса».
— Духовное заведение?
— Да вроде
— Не похоже. Фамилия такая известная, — прогудел гренадер. — Его Превосходительство новый дом поставили в четыре этажа. Говорят, с нечистой силой знаются.
Подъячий опять перекрестился.
— Племянница у него красотка, — гренадер даже щёлкнул языком, припоминая разговоры в полку. — Белокурая богиня, эдакая! Не подступисся!
Гуляющие гренадеров в Санкт-Петербурге боялись.
Когда в августе у цыган сбежал медведь, и вся жандармерия северной столицы ловила опасного зверя, вынужденные ходить пешком чиновники нижних классов окрестили его штабс-гренадером в шубе.
С завершением очередной военной кампании солдаты возвращались в свои тёплые казармы, и тут добра не жди, то подерутся в центре города и разнесут вдрызг какую-нибудь дорогую лавку, то ввосьмером, забавы ради, поднимут небольшую карету и отнесут в овраг, то, размахивая саблями и обещая порубить каждого, кто плохо кровь за Отечество проливал, пешего чиновника насмерть перепугают.
Полиция не могла управиться. После доклада полицмейстера, на высочайшее имя, последовало предписание — часть полицейских обязанностей в Санкт-Петербурге передать жандармерии. Но единственный жандармский полк хоть и занялся уголовным следствием, во многом выполнял свои обязанности на военный манер. Арестованных офицеров долго не задерживали и, как правило, основная масса мелких дел дальнейшего развития не получала.
Вот и в ту ночь, освободившийся из гауптвахты, куда они попали после дебоша в кабаке, двое поручиков Измайловского полка Василий Макаров и Афанасий Мелков снова напились. До казармы шагать через весь ночной город далеко. Отогрелись в церкви, немножко протрезвели и, под нажимом настырного служки, опять на мороз.
Сияла луна. Ещё недавно такой огромный и чужой город-столица показался младшим офицерам тесным и родным. Хмель ударил в голову, и речь их сделалась напыщенно-гладкой.
— Ты знаешь, друг мой Афанасий, хочу жениться.
— Зачем тебе?
— Пора. Хочешь, щас пойду и сделаю предложение? Мы с тобой свободные люди! Могу я сделать предложение сердца? — Рукой с зажатой в ней бутылкой, Василий Макаров показал на темнеющее впереди большое четырёхэтажное здание. — Ты знаешь кто там живёт? Там живёт некто Его Превосходительство отставной генерал, который и пороха-то никогда не нюхал. А у Его Превосходительства есть племянница белокурая богиня семнадцати лет, приданого 10000 дают не подступишься. Но я подступлюсь. Вот сейчас пойду и сделаю предложение, может она меня с первого взгляда полюбит.
— Врёшь Василий, кишка тонка ночью свататься.
— Не тонка! Запросто сделаю предложение руки и сердца!
— Пять рублей ставлю, не сделаешь.
— Согласен! Готовь деньги!
Передав сильно
Мерцали и гасли редкие масляные фонари. Город ещё не проснулся но тишины не стало — недавно взошедший на российский трон император Павел поднимался в 5:00 и он в любую минуту мог потребовать к себе министра с докладом или карету к крыльцу. Прислушавшись можно было уловить отдалённый стук подков, голоса конюхов, свист кнута, ржание. Это оживали перед рассветом раскинувшиеся вдоль всей улицы царские конюшни.
Немножко постояв у парадного входа, пьяный гренадер задумался. С разгона он собирался постучать, но не посмел. Подняв голову Василий изучил окна особняка. Прямоугольная тёмная махина здания заслонила луну. Везде плотные шторы, но в бельэтаже, вроде, свет сквозь щёлочку пробивается.
«Не спит она! — Ощутив жжение в груди, подумал очумевший гренадер. — Не спит ангел! Книжку, наверное, про любовь читает. Она читает, а я к ней подойду, ухвачу край шёлкового полога в кулак, дёрнусь слева направо, как это может сделать только самый пылкий любовник, упаду перед постелью на колени и признаюсь в большой жаркой любви».
Он достаточно уже протрезвел, чтобы одуматься. Вот так, среди ночи, проникнуть в чужой дом, провинность серьёзная. Попадёшься — одним днём гауптвахты не отделаешься. А при нынешних порядках можно в Сибирь. Но необычайное волнение, неожиданно родившееся в нём, толкало вперёд.
Василий Макаров обошёл здание с торца. Над дверью чёрного входа с лёгким шипением полыхал сатанинский газовый фонарь. Василий прищурился. За дутым стёклышком крутилось и подпрыгивало голубоватое пламя.
Массивные дубовые двери имели объёмные петли и мощный врезной замок. Притом дверь оказалась не заперта. Громко скрипнув, она растворилась от лёгкого нажима ладони. Изнутри пахнуло теплом. Вниз, в подвал, вела деревянная лестница.
Осторожно опуская ноги, Василий сошёл степеней на 15 когда за спиной наверху снова послышался скрип петель. Кто-то проник в дом след за ним.
«Вовремя я проскочил, — чувствуя всё возрастающую неловкость и трезвея с каждым шагом, но не желает отступить, подумал Василий. — Кто-то для себя дверь оставил, чтобы тайно воротится. Этот кто-то теперь воротился и замок закроет. Как обратно выйду?»
Кругом темнота хоть глаз коли. Запах кухни. Ощупью он нашёл поворот, проход узкий. Протиснулся, ушиб колено. Сабля звонко ударяла по стене. Поднялся наверх в бельэтаж.
В бельэтаже все портьеры опущены, но лунный свет кое-где пробивается сквозь щели, мутно отражаясь в зеркалах. Хоть и с трудом, можно различить роскошный навощённый паркет, резные рамы, канделябры, кресла, часы.
В одном месте, не успев пригнуться, Василий зацепил головой хрустальную люстру. Мелодичное позвякивание наполнило зал.
Лесенка в галерею — три ступеньки. Узкая дверь, ведущая в спальню. Припоминая расположение окон, Василий растворил эту дверь. Не раздумывая двинулся дальше. С каждым следующим шагом, обезумевший от вина, храбрый солдат трезвел и трезвел.