Крепостной шпион
Шрифт:
И вдруг Василий уловил хриплое покашливание и шаги у себя за спиной. Перепутать невозможно. Кто-то, не привлекая внимания и не поднимая шума, крался за ним. Василий хотел обернуться, но в этот самый момент увидел пробивающийся сквозь двустворчатые двери одной из спален свет, и сразу забыл об опасности.
Он не решился даже приоткрыть двери, а припал к щели глазом.
«Почему я решил, что это её спальня, — с трудом преодолевая волнение, нарастающее в груди с ударом сердца, соображал безумец. — Зачем я вообще сюда полез?»
В комнате горели свечи,
Под шёлковым одеялом, поставив тонкий локоток на подушку, лежала та самая девушка-ангел. Полог вокруг кровати был раздвинут и чуть колыхался, пылала свеча.
Никогда раньше на яву Василий Макаров не видел Анны Владиславовны Покровской, но столько слышал о её красоте, что несколько раз девушка приходила во сне, и образ её казался совершенно ясен.
Та, что лежала под голубым пологом полуприкрытая атласным одеялом была из сна — те же черты, тот же наивный светлый локон на виске, та же нежная ручка. Перед девушкой была развёрнута толстая книга, наслюнявив пальчик, юная Анна Владиславовна перевернула страницу. На запястье блеснул серебряный браслет-змейка. Только нежная, взбалмошная душа могла забраться в постель, не снимая драгоценностей, и до утра читать, жечь свечи и мечтать над каждой строкой.
Сердце в груди гренадера больно билось. Билось хуже чем при атаке на турок, когда пошли в штыковую с расчётом один на четверых. Опустившись перед дверью на колени, и замерев, Василий смотрел на девушку, он не дышал от восторга.
Вдруг ей что-то не понравилось в книге. Красивая головка качнулась, белый лоб наморщился, из-под края одеяла показалось нежная круглая коленка, пальчики перевернули новую страницу.
— Ну зачем же ты князь не сказал ей, что ты женат? — спросила она, обращаюсь к книге и, наверное, вступая в полемику с одним из литературных героев. — Нехорошо князь, коль уж ты женат, то ты не свободен, ты не можешь другую полюбить!
«Дитя. Совсем дитя», — подумал Василий. — Небесное создание».
Позади в этот миг приблизились осторожные шаги, заскрипел паркетный пол, но в своём упоение Василий не обратил на это внимание.
«Анна Владиславовна, — прошептал он, — Анна Владиславовна, ангел!»
Боль была неожиданной, острой, но он даже не смог крикнуть. Накинутая сзади верёвочная петля, впилась в горло и успела затянуться прежде, чем Василий понял, что его пытаются удавить. Голубой полог постели, мерцание свечей и нежное девичье лицо — всё это толчкообразно погружалось во мрак. Возле уха молодого поручика развивалось свистящее хриплое дыхание, но его перекрыл звон в голове.
Был случай с Макаровым, с прапорщиком, в турецкую компанию, он заснул в карауле, и турок точно так же пытался удалить молодого гренадера, набросив верёвку. Если бы не тот боевой опыт поручика Измайловского полка, Василий Макаров так и погиб бы, не поняв ничего, стоя на коленях в чужом доме,
Несмотря на предшествующее любовное томление, он действовал как с турком — хладнокровно и точно. Оттолкнувшись коленями от пола, Василий изо всей силы ударил головой назад, в лицо убийцы. Удар пришёлся точно в челюсть. Было слышно как она хрустнула, но нападающий даже не застонал и не издал ни звука. Удавка на горле ослабла, мрак перед глазами растаял. Развернувшись волчком, ещё не поднимаясь на ноги, Василий ударил не глядя. Он предполагал попасть кулаком в живот нападающего, и точно попал во что-то мягкое. На этот раз в ответ послышался скрежет зубов.
Нежный, испуганный голосок из спальни спросил:
— Кто здесь?
Только теперь Василий увидел этого человека — низкорослый, одетый в валенки и тулуп он был будто лишён лица. От него противно воняло мокрой овчиной. Сверху надвита на самые брови немыслимая лохматая шапка. Снизу подбородок и нос охватывал шарф, только глаза мутно сверкали в полутьме.
— Настя, это ты? — ещё более напуганный, прозвучал голосок из спальни. Вероятно, юная Анна Владиславовна звала свою горничную. — Что случилось?
Поднявшись, наконец, на ноги, поручик вытащил саблю и, приставив её к груди непонятного человека, еле слышным шёпотом произнёс:
— Уходим. На воздухе разберёмся.
Вместе они прошли по коридору, пересекли гостиную. На тесной лестнице, где воспользоваться саблей было невозможно, человек без лица шепнул в самое ухо:
— Умри!
Он отклонился и, выхватив нож, попытался ударить гренадера в грудь. Но с опытным бойцом шутки плохи.
Отбитый нож чиркнул о стену, вывалившись из руки, и поскакал, стуча по ступенькам.
— Дрянь, какая! — прошептал Василий. — Я ж сказал, на воздухе разберёмся.
Одной рукой он оставил горло негодяя, другой сорвал с него шапку.
— Ну-ка посмотрим на тебя.
В доме поднялся шум — захлопали двери, заспешили быстрые шаги, зазвучали сонные голоса.
— Пожар?
— Да нет, вроде не горим.
— Воры-ы-ы! — крикнул немолодой протяжный голос, наверное, принадлежащий какому-нибудь старому слуге или камердинеру. — Воры-ы! Лови воров!
Перед Василием оказалось странное, тёмное лицо с такими глубокими впадинами глаз, что при неясном свете оно могло показаться обглоданным черепом. Теперь лицо это обнажилось — на обритом лбу стояло большое клеймо. Крупные печатные буквы.
Ранее Василий Макаров не встречал подобных меток.
Поручик Измайловского полка, получивший своё дворянство как ордена за отвагу в бою, не был грамотен, и не смог понять смысла выжженных букв.
За спиной отворилась дверь. Лестницу обдало дрожащим светом свечей. Тот же голос закричал:
— Вот он вор! Ко мне, сюда!
Пришлось бежать.
Хоть шапка и оставалась в руках гренадера, человек с клеймом всё же вырвался и оказался на улице минутой раньше.
Когда Василий выскочил через дверь чёрного хода, его уж нигде не было видно.