Крещение огнем
Шрифт:
Гарольд не верил собственным ушам. Он понял, что полковник задумал это с самого начала. Вот ублюдок! Вонючий ублюдок! Нет, так легко он не сдастся!
Эпилог
Veni, vidi, vici [11]
Юлий Цезарь
Полковник Молина не спеша вел членов американской делегации по коридорам президентского дворца. Он рассчитывал таким образом позволить гостям обдумать только что сказанное им, а заодно и полюбоваться фресками
11
Пришел, увидел, победил (лат.)
Эд Льюис не подозревал о замыслах Молины, но, тем не менее, красота фресок захватила его. Пока государственный секретарь и его помощники, приглушенно беседуя между собой, вслед за Молиной ушли вперед, он задержался, оглядывая яркие, полные жизни настенные росписи. Кроме своей красоты, они пытались передать ему еще что-то, чего он пока не мог понять. Перед фреской, изображавшей множество людей, Льюис остановился. Приглядевшись, он узнал одного из них. Панчо Вилья. Конгрессмен всмотрелся в его лицо, потом — в лица окружавших этого героя людей, и обратил внимание на то, что лицо Вильи — единственное знакомое ему лицо — было лишь одним из множества, и не занимало центрального или вообще сколько- нибудь заметного положения. "Как это страшно, — подумал он, — единственный мексиканец, которого я знаю, считается у нас, в Америке, бандитом".
Прошло несколько мгновений, прежде чем погруженный в свои думы Льюис заметил, что он — не один. Повернув голову, он без особого удивления увидел, что незаметно подошедший сзади полковник Молина остановился рядом и смотрит на ту же фреску. Когда, не глядя на Льюиса, Молина заговорил, голос его звучал тихо, почти благоговейно:
— Эти фрески создал Диего Ривера между 1929 и 1935 года ми. На них прослеживается история нашего народа, начиная с ацтеков и кончая революцией 1917 года. На этой фреске изображены отцы революции — люди, сделавшие Мексику такой, какая она есть сегодня.
Льюис хотел было подробнее расспросить про отдельных персонажей, но решил, что сейчас — не время. Ведь двум правительствам нужно еще решить очень много вопросов. Вывод войск, совместные поиски Аламана и его осведомителей и объединенный пограничный патруль — меры, утвержденные на истекшей неделе, — это лишь временные, самые неотложные решения. Льюис знал: на то, чтобы разрешить все проблемы, осложняющее взаимоотношения обеих стран, уйдут годы. Вздохнув, он обратился к Молине:
— Нам еще предстоит многое узнать о вашей стране, господин президент. Остается надеяться, что для этого найдутся время и взаимопонимание.
Молина ответил ему улыбкой. Взяв конгрессмена под руку, он повел его по коридору.
— Мы сами, конгрессмен Льюис, должны позаботиться о том, чтобы для этого нашлось время. В конце концов, мы — мыслящие люди, а не жертвы обстоятельств. И если мы не сделаем все, чтобы жить в мире друг с другом, то это будет наша вина, а не их, — закончил он, указывая на фрески.
Хотя Аламан и не ожйдал увидеть Делапоса, он не скрывал своей радости. Теперь, когда американцы вот-вот уберутся из Мексики, их ждут большие дела. После приветственных объятий оба, в сопровождении двух помощников Делапоса,
Он выслушал рассказ Делапоса о том, как все закончилось - внимательно, но довольно равнодушно. Прошлое его больше не интересовало. Конечно, он испытывал сильное разочарование после неудачи, особенно, когда успех был так близок, но, будучи деловым человеком, всегда умел принять поражение, и без особых переживаний переключиться на новое дело. Когда Делапос закончил свое повествование, Аламан вкратце познакомил его со своей новой стратегией возвращения в Мексику. Увлеченно беседуя, они незаметно оказались в безлюдной части острова. Остановившись, Делапос спросил Аламана, почему он так стремится вернуться в Мексику, если у него есть возможность жить в таком райском уголке.
Аламан патетично простер руки:
— Не спорю, это место таит в себе много привлекательного, но первой моей любовью навсегда останется Мексика.
Делапос кивнул:
— Да, Мексика — неотразимая и требовательная возлюбленная.
— Полно, — перебил его Аламан. — К чему эта тоска по Мексике? Скоро мы увидим ее снова. Давай вернемся в дом и как следует отпразднуем твое возвращение из царства мертвых.
Повернувшись, он зашагал обратно к дому.
Но Делапос за ним не последовал. Когда Эктор остановился, чтобы выяснить, почему, вперед выступили спутники Делапоса. В последний раз взглянув на бывшего хозяина, Делапос повернулся к нему спиной и пошел дальше, оставив Аламана с двумя незнакомцами. Они долго смотрели друг на друга. Наконец тот, что повыше, сделал еще шаг вперед, снял темные очки и достал откуда-то пистолет с глушителем.
Лицо Аламана исказилось, но не в страхе, а в гневе:
— Так ты решил предать меня, Делапос? Привел с собой убийц? Но почему?
Делапос не ответил. Вместо него заговорил высокий незнакомец с пистолетом.
— И ты еще смеешь говорить о предательстве и убийстве? Смеешь говорить о любви к Мексике, после всего того, что с ней сделал?
Глядя на незнакомца, Аламан требовательно спросил:
— Кто вы, черт возьми, такой, чтобы разговарибать со мной в подобном тоне?
Тот невозмутимо ответил:
— Когда мне доводилось убивать, я делал это во имя мексиканского народа. В отличие от тебя, у меня не было корыстных целей. Все, что я делаю, — делаю для наших детей, для будущего Мексики.
Аламан все больше распалялся:
— Назови свое имя, ублюдок!
— Полковник Альфредо Гуахардо.
Гнев на лице эль Дуэньо сменился изумлением. Не может быть! Сам главнокомандующий мексиканскими Вооруженными Силами? Взяв себя в руки, он указал на стоявшего рядом с полковником белокурого американца:
— А он?
Американец н a ломаном испанском языке ответил, что он — сотрудник ЦРУ, и прибыл, чтобы его арестовать.
Эль Дуэньо окончательно овладел собой. Сверля взглядом Гуахардо, он с издевкой процедил:
— Вот теперь мне все ясно. Ты продал честь и славу Мексики американцам, и стал их наемным убийцей.
Эта перепалка наскучила Гуахардо. Зная, что американец не силен в испанском, и познания его ограничены литературным языком, полковник перешел на местное наречие и, обращаясь к Аламану, произнес: