Крещенные кровью
Шрифт:
Его активная натура требовала действий. Если в Москве так хорошо, то как же поживается в буржуйских столицах? Там для богатых – рай! И Васька всей душой стремился к этому раю. Клад скопцов, казалось, теперь уже был где-то рядом, только руку протяни.
Опомнился Васька в купе, в вагоне поезда на Тамбов. За окном шипел пар от стоявшего на соседнем пути паровоза. Сейчас он совсем не был похож на себя прежнего: свежевыбритый, в приличном костюме… Носов смотрел в окно, но ничего не видел, кроме отражения собственного лица, которое выглядело незнакомым, почти
В дверь купе постучали. Васька только успел перевести на нее взгляд, как она распахнулась, и вошел незнакомец, легким поклоном головы поприветствовав Носова. Мужчина представился:
– Аркадий Косогоров, музыкант. Еду на гастроли!
– Ефрем Романович Родионов, – нехотя представился Васька. – Я часовщик.
Косогоров расположился на своем месте, напротив, и, как показалось Носову, доброжелательно посмотрел на него.
– Так что, будем знакомы?
Протянутая рука показалась Ваське хрупкой и нежной, как у женщины, и он осторожно пожал ее, боясь как бы ненароком не повредить длинные тонкие пальцы музыканта.
– Есть предложение перекусить и немного выпить. Так сказать, за знакомство, – сказал Косогоров, вопросительно глядя на Носова. – Я ужасно вымотался за день… Несколько концертов подряд – и бегом на поезд. Представляете, Ефрем Романович, на мой концерт в Тамбове уже все билеты распроданы! Полный аншлаг, представляете?!
– С трудом, – усмехнулся Васька. – Я не интересуюсь музыкой и равнодушен к песнопениям.
Затем они более трех часов провели в вагоне-ресторане. Косогоров сыпал пикантными анекдотами, которых знал превеликое множество. Одинаково щедро сыпал он и деньгами, заказывая самые дорогие блюда и напитки.
Когда мужчины вернулись в купе, оба едва держались на ногах и еле ворочали языками.
– Ну что, догонимся еще по одной на сон грядущий? – предложил попутчик, доставая из портфеля фляжку с коньяком. – Прекрасная вещь. Букет… Обалдеть можно!
Они выпили по рюмке, закусили лимоном, и… Васька провалился куда-то в тартарары, даже не успев коснуться головою подушки.
Открыв глаза, он не сразу сообразил, где находится, несколько минут прислушиваясь к однотонному перестуку колес вагона. Потом вскочил и осмотрелся. Попутчика и вещей в купе не было.
Васька почувствовал тошноту и поспешил в туалет, где опустив стекло, вдохнул полной грудью прохладный воздух. Голова закружилась, и он оказался не в состоянии определить, ни сколько времени провел в поезде, ни когда прибывает в Тамбов. Только тут Носов понял, что «лопухнулся» самым настоящим образом, став жертвой обокравшего его попутчика.
– Будь ты проклят, козел, – пробормотал он, проверив одежду, и с облегчением нащупав в одном из карманов документы.
Вор оказался «порядочной сволочью».
Тамбов встретил его пасмурно и настороженно. Было темно и холодно. Васька шагал не торопясь, не имея понятия, где переночевать. Замерзая, он смотрел на встречных с завистью: у тех имелась крыша над головой, а у него таковой не предвиделось. На глаза наворачивались
На перекрестке Васька постоял в раздумье, не зная, куда идти. Очень хотелось есть. Оставалось только рискнуть и раздобыть деньжат старым проверенным способом. Голод не тетка. Взяв из сумки пару носков, Васька засунул один в другой, затем вложил в них увесистый камень. Инструмент для нападения был готов. Дело оставалось за малым – найти подходящую жертву.
Задавшись целью, Васька прошелся по центральной городской улице и, увидев тихий укромный проулок, остановился. Посмотрев по сторонам, он вдруг замер и оцепенел, зажмуришись. А когда открыл глаза, не поверил им, так как ясно видел в нескольких шагах от себя кошелек. Не чудо ли? Сердце забилось часто-часто. Носов наклонился и присел, якобы собираясь поправить шнуровку ботинка. Развязав и снова завязав шнурок, он ловко подхватил находку и выпрямился. Развернувшись, чтобы поскорее уйти из судьбоносного проулка, Васька онемел, увидев «артиста-гастролера», который обчистил его в поезде.
– Бери-бери кошель, Купец, – сказал, улыбаясь, «Косогоров». – В нем все твои деньги, до копейки. Можешь пересчитать прямо здесь, не отходя от кассы…
4
Провожать Горового Степан конечно же не стал. Рано утром он вышел из барака, постоял на крыльце и, слушая рев вездехода, задумался.
С отъездом начальника будто снова терялась цель жизни. Он не знал, что делать дальше. Душу томило гадливое, пугающее и путающее мысли. Горового Степан не хотел видеть, и стоило бы заявить на прощание, что тот таки сволочь и ничто не может оправдать его! Сам до полковничьих погон дослужился, а Степан хлебнул пуд лиха ни за грош. Конечно, как выяснилось теперь, он не ожесточился сердцем за эти годы и чести своей не замарал, не потерял веру во власть советскую! Только, почему не потерял, Калачев не смог бы ответить…
Степан с тоскою посмотрел на небо, глубоко вздохнул и, немного подумав, решительно пошагал к лесу. Он еще сам не понимал, что собирается сделать, но шел все быстрее и быстрее, словно его кто-то подталкивал в спину.
Замедлив шаг, Калачев остановился и прислушался. Услышав звук мотора отъезжающего вездехода, он встряхнул головой, стремясь побороть желание бежать за ним следом, постоял в нерешительности минуту-другую, борясь с самим собой…
– Степан?
Он обернулся и встретился взглядом с человеком, которого раньше никогда не видел в поселке.
– Степан, это я, не узнаешь?
Калачев напряг память. Стоявший перед ним, вне всяких сомнений, был знаком. А вот где пересекались их пути-дорожки, невозможно вспомнить. Он подошел поближе и внимательно всмотрелся в его лицо:
– Хорош дурочку валять, назовись?
– Камера в Управлении Оренбургского ГПУ, чудом открывшаяся дверь и наш с тобой групповой побег, – стал напоминать незнакомец. – Затем коммуна скопцов, куда ты стопы направил, а я за тобой увязался.