Крест Евфросинии Полоцкой
Шрифт:
всечестная, Евфросиние, наша, мати, всехвальная, о, твое, смирение, явися, искушений, от, крепкою, стеною, странник, еси, молила, Небесного, врача, укрепленная, Вышняго, силаю».
Большая часть приведенного в записке текста отличалась от норм современного русского языка. И это наталкивало на мысль, что при составлении шифровки, возможно, использован какой-то текст, написанный очень давно.
После разговора со следователем, честно рассказавшем о глупых ребятах, дорого заплативших за попытки разыскать уникальную реликвию, Михаил Игоревич
Выяснилось: с именем Евфросинии Полоцкой напрямую связано «Житие преподобной Евфросинии, игумении Полоцкой».
В открытом доступе размещалось несколько вариантов «Жития», дошедших до наших дней из списков разных летописей. Однако при введении всех без исключения текстов «Житий» программа сравнения не выявила значительного процента совпадения слов с комбинацией, приведенной в записке.
«Надо искать другие источники», – решил Михаил Игоревич и снова защелкал по клавишам ноутбука.
Через полчаса поиска он разыскал молитву святой Евфросинии Полоцкой, а также акафист Преподобной.
Молитва оказалась коротенькой. Михаил Игоревич быстро пробежал глазами по строчкам и даже не стал вводить их в программу. Чутье профессионального математика выдало результат раньше компьютера: совпадений также не будет.
Но когда Ковалев открыл текст акафиста, размещенный на каком-то православном сайте, его руки задрожали.
«Возможно, я близко! Я уже близко! Вот это слово присутствует, и то, кажется, аналогично!» —обрадовался он.
Компьютер с ним полностью согласился, выдав на экран жизнеутверждающую зеленую надпись: «Совпадения слов найдены».
Каждое слово, приведенное в записке, принесенной следователем Седовым, за исключением «крест Евфросинии Полоцкой находится», содержалось в тексте Акафиста!
Уже через десять минут Михаил Игоревич полностью разгадал принцип построения шифровки.
Ее автор взял начальные строки Кондака 3, Икоса 5, Кондака 8, Икоса 10 и Кондака 13.
К примеру, весь Кондак 3 выглядит следующим образом: «Силою Вышняго укрепленная, возлюбила еси преподобная; научение книжное и тому прилежала еси; мудрость же книжную постигши, паче прочих божественныя книги избрала еси, и яже умудрити могут во спасение всякаго человека, усердно почитала еси, сладце поющи Господеви: Аллилуиа». В текст шифровки попала часть «силаю Вышняго укрепленная». Икос 5 содержит следующие слова: «Врача Небеснаго молила еси, всехвальная, да скорбь, родителема твоима отшествием учиненная, на радость преложится…» В шифровку оказалась включенной начальная часть фразы, «врача Небеснаго молила еси».
Весь текст, составленный из отрывков Кондака 3, Икоса 5, Кондака 8, Икоса 10 и Кондака 13, выглядел бы следующим образом: «Силою Вышняго укрепленная; Врача Небеснаго молила если; Странник; Стеною крепкою от искушений явися смирение твое; О всехвальная мати наша Евфросиние всечестная!»
Далее порядок слов был изменен на обратный. И каждое слово механически разделили запятыми. Так текст приобрел вид: «Всечестная,
– Неудивительно, – пробормотал Михаил Игоревич, снимая очки и потирая переносицу, – что священник, который, как говорил Седов, видел этот текст, ничего не понял. Если он и читал акафист, то, разумеется, при прямом порядке слов. В записке порядок изменен на противоположный. Плюс – вырванные из контекста фразы.
Эйфория прошла быстро. И пепельница наполнилась окурками, а коробка шоколадных конфет опустела.
Все это совершенно не помогло в ответе на главный вопрос, который хочет получить следователь. Где найти крест Евфросинии Полоцкой?
Если даже допустить, что номера Икосов и Кондаков означали количество шагов, метров, какие-то направления, это не позволяло обнаружить главного. Места, точки отсчета, ориентира, от которых надо двигаться.
Скоро текст Акафиста был выучен наизусть. Но попытки проверить все мыслимые и немыслимые предположения по поводу хоть малейшей географической зацепки так и не увенчались успехом.
Тогда Михаил Игоревич встал из-за стола, распрямил ноющую спину и с досадой прошептал:
– Тупик…
… Он ходил по кабинету, курил, отлучался на кухню сварить кофе и снова и снова пробегал глазами то текст записки, то текст акафиста.
Ничего путного на ум не приходило. И тогда Михаил Игоревич, воровато оглянувшись по сторонам, как будто бы его мог кто-то увидеть в пустом кабинете, зажег свечи в тяжелом бронзовом подсвечнике.
Последняя попытка. Если она провалится, то следователь Седов получит разрыв сердца. Если вдруг предположение не верно, то…
Михаил Игоревич методично переписал все, о чем говорилось в записке, в блокнот. А потом взял пинцет и решительно поднес бумагу к огню свечи.
За те пару секунд, пока она чернела, в его голове пронеслось все, что он знал о симпатических чернилах. Невидимые невооруженным глазом, они проявляются под воздействием температуры. Если нет возможности воспользоваться чернилами, созданными химическим путем, очень часто люди, желающие сохранить в тайне свои записи, пользовались соком некоторых растений. Да даже надпись, сделанная человеческой мочой, не оставляет после высыхания на бумаге следов. Но четко-четко проступает после теплового воздействия.
Записка чернела, чернела, и…
Когда Михаил Игоревич уже готов был разрыдаться от отчаяния, его глаза различили:
«Алтарь храма на Широкой».
И бумага превратилась в горстку пепла.
– Алтарь храма на Широкой! Слава Богу! – вырвалось у Ковалева.
Следователь Седов просил с ним связаться сразу же, как только удастся расшифровать запись. Но Михаил Игоревич посмотрел на квадратные, висевшие на стене часы и покачал головой. Четыре ночи! К тому же у него просто нет, совершенно нет сил что-либо объяснять.